Афера

Чем раньше придешь в суд, тем больше откроется возможностей. Марк и Тодд обычно являлись туда к девяти и принимались за дело. Выдавались удачные дни, но их было меньшинство. Через несколько недель таких игр оба чувствовали, что долго этим заниматься не смогут. Трудно было понять, как Даррелл Кромли, Престон Клайн и им подобные могли проводить всю жизнь, слоняясь по коридорам в готовности атаковать доверчивых людей. Может, они не имели настоящего выбора и это была единственная работа, которую они могли выполнять? А может, для них она облегчалась тем, что они не опасались быть пойманными без лицензии?

Зола перестала прочесывать больницы, хотя ей по-прежнему приходилось отчитываться перед партнерами. Она изменила тактику, сделала ее более утонченной, изысканной и разнообразной, но, так и не заманив подходящего клиента, устала от собственных усилий. То, чем Зола занималась, было настолько лживым, что каждый раз, нацеливаясь на какую-нибудь несчастную покалеченную жертву, она чувствовала себя стервятницей. Вдали от своих партнеров она все больше времени проводила в залах федерального суда, следя за настоящими судебными процессами и состязательной аргументацией. Ее это завораживало, но и немного угнетало. Не так давно она начинала учиться в юридической школе, мечтая стать настоящим адвокатом, теперь же могла лишь наблюдать за их работой и гадать, чем закончится процесс.

– Этот Моссберг получит половину гонорара? – спросила Зола во время ленча.

– Не знаю, – ответил Марк. – Как большинство сфер нашей деятельности, эта для меня нова. Думаю, разделение гонорара они будут обсуждать с Джеффри Корбеттом.

– Корбетт еще не дал согласия на участие, – напомнил Тодд.

– Да, это так. Мы встречаемся с ним девятнадцатого.

– Мы? – переспросил Тодд.

– Да. Я хочу, чтобы ты пошел со мной и все записал.

– Значит, ты будешь адвокатом, а я писарем?

– Младшим партнером.

– Ну, спасибо тебе, здо́рово. А что, если Корбетт скажет «нет»?

– Через два дня после встречи с ним у нас будет встреча с Салли Перлман, она вторая в списке лучших адвокатов по делам о преступной халатности. Если Корбетт откажется, возьмем Перлман. Откажется она – вычеркнем и ее.

– Ты говоришь так, словно знаешь, что делаешь, – заметила Зола.

– Понятия не имею, но чувствую, что становлюсь асом всякого рода фальсификаций, – отозвался Марк.

– Ну и как ты собираешься продемонстрировать свое искусство, если кто-нибудь в фирме Корбетта или Моссберга копнет на дюйм глубже и поймет, что у нас нет лицензий на адвокатскую практику ни в округе Колумбия, ни где-либо еще? Вот что мне во всем этом не нравится. В уголовных судах мы более-менее в безопасности, потому что там никто, похоже, не обращает больше на нас внимания, а нашим клиентам, уверен, наплевать, настоящие мы или нет. Но это уже нечто другое. Это крупные процессы, во время которых куча сообразительных людей будет следить за нами с пристальным вниманием.

– Согласна, – подхватила Зола. – И в этой связи у меня есть идея. Не знаю, сработает она или нет, потому что… ну, потому что мы ведь вообще ничего не знаем, верно? Мы же учились в Фогги-Боттом. Но давайте предположим, что в один прекрасный день сделка будет достигнута и стороны сойдутся на двух миллионах долларов – максимуме согласно виргинским законам. Адвокаты получат треть суммы.

Марк поднял руку.

– Прости, что перебиваю, но, возможно, это будет сорок процентов. Я читал о таких случаях, когда суд одобрял долю в сорок процентов, потому что в процессе участвовало много адвокатов и дело было сложным. Бьюсь об заклад, что Корбетт с Моссбергом потребуют сорок процентов. А у Рамона не останется выбора.

– Еще лучше, пусть будет сорок процентов. Корбетт и Моссберг поделят их поровну, то есть по четыреста тысяч каждой фирме. Мы получим половину от доли Корбетта, то есть двести тысяч. И вот какой ход пришел мне в голову: что, если мы уговорим Корбетта уже сейчас, заранее, выкупить у нас нашу долю и выйдем из дела полностью, пока никто не заинтересовался нами и не начал копать?

– За сколько? – спросил Марк.

– За половину. Сделаем пятидесятипроцентную скидку и спокойненько отчалим с сотней тысяч. – Зола щелкнула пальцами. – Вот так. Мы получаем свои деньги прямо сейчас, и нам не нужно никого дурачить и бояться разоблачения.

– Блестяще! – оценил Тодд. – Мне нравится. А в принципе свою долю гонорара в ходе процесса можно продавать?

– Я внимательно изучила вопрос и нигде не нашла этических норм, запрещающих это делать, – ответила Зола.

– Неплохой план, – согласился Марк. – Надо обсудить его с Корбеттом.

Моргана Нэш из «НауЭссист» написала: