Впивается в губы поцелуем — коротким, жадным, жалящим. Я даже вдоха не успеваю сделать, когда он исчезает. Просто отпускает меня, прыгает в машину и с проворотами колёс уезжает прочь. А слева в груди так отчаянно колотится сердце, каждым ударом принося мне всё новую боль. Её так много, что я захлёбываюсь. И тихими рыданиями, которые застревают внутри — тоже.
В тот момент мне кажется, что я видела Невского в последний раз в жизни. Больше не хочу встречаться ни с ним, ни с Оксаной. Потому что это болезненно, это приносит мне только страдания, и стоя в клубах пыли, в которой скрылся из моей жизни Давид, я верю в то, что эти ощущения по отношению к ним не исчезнут никогда.
Впрочем, и в этом я ошибаюсь тоже, представить даже невозможно, насколько сильно.
Часть 14
Всё, что происходит дальше, могу охарактеризовать только одним словом — тишина. Она везде. Начиная от отсутствия звонков и смс, заканчивая пустотой в сердце, в котором не осталось ничего. Даже боль притупилась, и это то, что мне нужно. Не чувствовать больше ничего и никогда. Вообще никогда.
Мы с мамой возвращаемся в город через положенные три дня, которые и собирались провести у Филимоновых. С того момента, когда я видела Давида в последний раз, ни он, ни Оксана мне не писали. И наверное, это было закономерным. Теперь у них точно была своя жизнь и свой маленький мир, в который я не вписывалась. И на месте Окс, наверное, поступила бы точно так же. Если бы моей семье грозила опасность в виде чужой женщины, пусть она трижды будет мне подругой, я бы не подпустила её к нам на пушечный выстрел.
Мама, кажется, понимает всё. Не расспрашивает ни о чём, но даёт мне то единственное, в чём я так нуждаюсь. Заходит в мою комнату, из которой я почти не выхожу, гладит меня по волосам и молчит. И в этом молчании столько желания разделить со мной мою горечь и боль, что я бы наверное, рыдала, если бы могла.
В эти дни хватаюсь, как за спасительную соломинку, только за одну мысль — о работе. Которая находит меня в лице Славика. Он набирает мой номер на второй день после нашего возвращения, и я подскакиваю на постели, будто ужаленная. Совершенно недостойные мысли пробираются в голову, но я даже не пытаюсь от них избавиться. Например, есть такие, которые порождают надежду, что Оксана ошиблась или что солгала, и не будет никакого ребёнка. И всё снова станет таким как прежде, только бы понять теперь, что именно я подразумеваю под этим самым «прежде». Нашу дружбу на троих или Невского в моей жизни в качестве мужчины, ради которого и в огонь, и в воду?
— Да, Слав, — выдыхаю в трубку, ощущая такое разочарование, что это не Дав и не Оксана, что оно скребёт по сердцу.
— Привет! Я сразу к делу. У меня вроде всё должно выгореть с фирмой. Отец поможет. И мне будут нужны хорошие юристы.
Он замолкает, а я понимаю, что это то самое, что может хоть отчасти вытащить меня из состояния, в которое я погрузилась так стремительно. Но чувствую ещё и страх. Кажется, сейчас что угодно способно выбить меня из колеи, и я не смогу этому противостоять.
— Всё понятно, — отвечаю мягко. — Даже собеседование проводить не станешь?
— Аль, я тебя знаю несколько лет. Не настолько близко как хотелось бы, но всё же. Лучшую кандидатуру даже искать глупо.
Тяжело вздыхаю, слыша более чем явный намёк на переход наших отношений в иную плоскость. Слава вряд ли знает, что случилось между мной и Давом с Окс, но это совсем не меняет того, что я сейчас чувствую.
— Спасибо, Слав. Это как раз та должность, от которой я не откажусь даже под дулом пистолета.
— Отлично! — В его голосе звучит такая неприкрытая радость, что мне даже неловко становится, ведь я не могу разделить её со Славой. Впрочем, не собираюсь ни отказываться от предложения, ни обрывать общения с ним. И потому на следующий вопрос отвечаю почти без раздумий.
— Слушай, а как насчёт поездки? Мы говорили о ней у Невского.
Фамилия Дава, даже произнесённая вот так, вскользь, ударяет по нервам. Но иначе сейчас и быть не может. Пока всё даже на начинало заживать, не говоря уж о том, что я уже готова забыть Невского.
— Вы уже собираетесь ехать?
— Да. Послезавтра утром. Ты сможешь с нами?
Наверное, мне стоило отказаться. Сейчас, когда вопрос с моим рабочим местом почти решён, я могу позволить себе несколько дней рефлексии. Но оставаться и дальше в четырёх стенах больше нет сил.
— Смогу.
— Отлично. Тогда там и обсудим все рабочие моменты.
Слава прощается и отключает связь, будто боится, что я передумаю ехать с ним и компанией, которая мне незнакома. Встаю с кровати и прохаживаюсь по комнате, почти ничего не видя вокруг. Мне нужно строить свою жизнь дальше. Не прятаться в скорлупу, не повторять на репите то, что разрывает изнутри на части. А продолжать жить. Ведь Оксана и Давид будут делать это вопреки всему случившемуся.
Интересно, что чувствует сейчас Невский? Скучает ли? Переживает ли из-за того, что всё произошло так как произошло? Или же понимает, что ребёнок, которого ему родит Оксана, — это человек, важнее которого в его жизни быть никого не может?