Аффект Дьявола

Пытается порвать шнуровку белого платья, понуждая меня вцепиться ногтями в его запястья. Приглушённо рычит, но продолжает уничтожать мой свадебный наряд. Кажется, я разодрала ему руку, и теперь на светлой ткани — алые следы.

— Давид, прекрати.

Между нами завязывается едва ли не борьба. Перемежаемая поцелуями-укусами, попытками вернуть себе свободу и приглушёнными стонами, когда Дав всё же пробирается пальцами под нижнее бельё.

— Я тебя хочу.

— А я тебя — нет.

— Врёшь.

Скользит по внутренней поверхности бедра, начинает ласкать прямо через тонкое кружево. Боже… Я буду трахаться со своим любовником прямо на своей свадьбе. С любовником, которого уже готова убить. И который прав на все сто — я вру ему, потому что хочу. До одурения, до пляшущих белых точек перед глазами. И всё, что могу — сделать рваный вдох, когда Давид подхватывает меня под попу, сажает на себя, одновременно врываясь на полную глубину, и шепчет со слепой яростью:

— Клянусь, если ты не разведёшься с этим дерьмом завтра же, я его убью.

Он начинает двигаться — рвано, быстро, жадно, выбивая из меня крики каждую секунду. Меня ослепляет лавиной самых разных ощущений. Ненависть, злость, понимание, что никуда любовь к нему не делась, даже не трансформировалась ни во что иное. Осознание, что вот он, Давид Невский, всё так же нуждающийся во мне, пусть это всего лишь самообман. И острая вспышка горячечного удовольствия, когда мы с ним оба взрываемся в сумасшедшем оргазме.

Я уже кричу не сдерживаясь. Сама с такой жадностью приникаю к его губам, будто стоит оторваться от них — и весь мир исчезнет. И это действительно так. Весь мой мир просто перестанет существовать.

— Теперь отпустишь? — едва дыша, выдавливаю из себя. И Дав мотает головой.

— Теперь точно нет. Ты должна с ним развестись. Я не шутил, когда об этом сказал тебе.

— А я не шучу, когда требую, чтобы ты от меня отстал.

Отпихиваю Невского от себя и пытаюсь привести себя в порядок. В кого он меня превратил? В шлюху в драном свадебном платье, которая трахалась со своим любовником, едва вышла замуж. И я бешусь, потому что снова позволила Давиду делать с собой всё, чего он желал.

— Аля, Слава действовал с Оксаной заодно. Не будет никакого ребёнка. Она мне лгала. И твой… муж в курсе. Не удивлюсь, если они с Окс попытались его зачать, чтобы нас обвести вокруг пальца.

Я даже сообразить не могу, что делаю, когда моя рука взлетает вверх и ладонь оставляет на щеке Невского красный отпечаток. Он потирает скулу, но вид при этом у Дава такой, словно он только этого и ждал.

— Хватит, Дав! Это уже не смешно. То у вас будет ребёнок, то нет. То ты женился на ней, то теперь что? Разведёшься?

— Да. И ты тоже разведёшься. И уже ничто нам не помешает быть вместе.

Подумать только, как у него всё просто! А потом Оксана снова придумает какую-нибудь ерунду, и он снова приедет и скажет мне, что не может не пойти у неё на поводу, и больше мы не увидимся. И я уже точно останусь с осколками своей жизни один на один. Буду держать их в руках, видеть, как они режут мне ладони, и оплакивать свою поломанную судьбу.

— Исключено, Давид. Я замужем за другим и никакого развода у нас с ним в планах нет. А свои домыслы относительно Славы и его участии в том, что там придумала Оксана, можешь оставить при себе.

Я почти высвобождаюсь окончательно, чтобы уже покинуть Давида Невского в надежде никогда его больше не увидеть, когда слышу то, от чего моё сердце застывает на несколько секунд:

— Что ж… Значит, так тому и быть, Аленький. Какая же свадьба без хорошей драки?

Часть 23

Что? Я не ослышалась? Смотрю на то, как Невский выходит из номера, и забываю, что значит дышать. Какого, вообще, чёрта происходит? Почему он считает, будто имеет право поступать со мной так?

— Дав, немедленно прекрати!

Я бегу за ним, едва не ломая ноги на высоких каблуках. Пытаюсь ухватить за рукав пиджака, но он выворачивается, оставляя меня ни с чем.

— Прекрати, я сказала! Ты что, собираешься бить морду Славе?

— Вот именно что морду, — отмахивается он.

Это всё настолько сюрреалистично, что я не верю в происходящее. Злость внутри смешана с праведным гневом и ужасом от того, что может в итоге сотворить Невский.

— Давид, пожалуйста, стой!

Готова возненавидеть себя за то, что с губ срывается мольба, но похоже, это единственный способ остановить Невского, который вдруг притормаживает и оборачивается ко мне.

— Что?

— То, что ты задумал, разрушит мою жизнь.

— Ты готова будешь со мной сбежать?

Нет, он шутит! После всего, что между нами было, и что мы пережили с ним, учитывая те исходные, что имеем сейчас, он предлагает мне побег? А что потом? Я — замужем, он — женат на Оксане. И мы будем жить с ним где-нибудь вместе, наслаждаться обществом друг друга и забудем про наших супругов? Если даже это шутка, то мне совсем не смешно.

— Нет, Дав! Теперь я уже не хочу с тобой быть.

Он подаётся ко мне так стремительно, что я инстинктивно отстраняюсь, словно Невский захочет сделать то, что причинит мне боль. Впрочем, он и делает, даже если эта боль — совсем не физическая.