Афганистан

Наконец, состоялась премьера, на которой я понял, что она действительно талантлива. Театральная пресса тоже отметила молодую актрису. Публика сначала осторожно, потом уверенней стала раскупать билеты на этот спектакль, активно пополняя кассу театра. Это не осталось без внимания руководства, и ей с Расплатовым предложили главные роли в еще одном спектакле. Валера, наш сосед, работавший в МУРе, иногда заглядывал к нам в гости, и однажды за бутылкой заметил:

– Смотри, парень, такая жизнь ее до добра не доведет. Как бы не загуляла. Хочешь, присмотрю за ней?

– Только посмей, – отрезал я.

– Ну, смотри, как бы поздно не стало.

– Если загуляет, значит, любви больше нет, ты уже ничем не поможешь.

Глава 2

После двухмесячной командировки с геологами я примчался домой, мечтая скорее увидеть Вику. Не дожидаясь лифта, вбежал в квартиру и разочарованно вздохнул: дома пусто. В ожидании жены включил компьютер и открыл почту. Там меня ожидало пустое письмо, к которому были прикреплены две фотографии. На одной из них, видимо, была снята репетиция сцены из спектакля. Вика, обнимая за шею Расплатова, прижималась к нему щекой. На другой, отвратительного качества, было то же действие, только не на сцене, а в пустой комнате. Единственным отличием было то, что на втором снимке Вика была запечатлена с задранным платьем и спущенными до колен трусами.

В глазах потемнело. Зашатавшись, я едва не упал, и, сев в кресло, несколько минут приходил в себя. Наконец, собравшись, еще раз посмотрел на фотографии.

Я слышал, что для достижения реалистичности эпизода киноактеры иногда исполняют сексуальную сцену вживую без дублеров, но никогда не слышал, чтобы такое практиковали в театре. Хотя, теперь такие веяния пошли, что все, что хочешь, может быть.

Ну, хорошо, даже если это задумка драматурга, она должна была спросить разрешения у меня, и, разумеется, я немедленно послал бы и режиссера, и этот театр на три буквы. Или это собственная задумка актеров, чтобы глубже вжиться в роль? Но это не вязалось с образом моей жены – она бы на такое никогда не решилась.

Так кто же прислал мне эту порнуху, и для чего? Что я должен сделать, получив эту гадость? Первое, что напрашивается, это набить морду Расплатову и развестись с женой. Очевидно, на это и рассчитывает неизвестный доброжелатель. Набить морду я всегда успею, лучше подумаю, для чего он это затеял.

Если это женщина, скорее всего, бывшая любовница Расплатова или актриса, рассчитывающая получить Викину роль. Если мужчина, возможно, хочет опорочить Расплатова или надеется, что я освобожу для него Вику. В любом случае, это может быть фотомонтаж. Увидев во дворе Валеру, махнул ему рукой.

– Твоя работа? – спросил я, показав фотографии, когда он зашел.

– В морду хочешь? – спросил он обиженно.

– Ладно, проехали, – я сдал назад.

– Можешь сказать, монтаж это или нет?

– На первый взгляд, нет, – ответил он, возвращая фотографии, – если хочешь, сдам на анализ в лабораторию – через пару дней получишь точный ответ.

Я отдал ему второй снимок и пошел за водкой. Другого способа снять стресс не знал. Но, вернувшись с ней, и отвинтив пробку, остановился. А вдруг это подделка? А я нажрусь, как свинья и устрою скандал. Так не пойдет. Но что делать, если это окажется подлинник? Я вздохнул. Тогда не станет больше двух человек, составлявших когда-то единое целое, а останусь один я, лишенный опоры и смысла жизни.

Важно, как поведет себя Вика. Если будет скрывать – однозначно разведусь, если признается сама, тоже разведусь, но могут быть варианты. В семь вечера пришла Вика и сразу попыталась поцеловать, но я увернулся, сделав вид, что уронил мобильник.

– Как дела в театре? – спросил я.

– Как всегда. А почему ты спрашиваешь? – вскинулась тревожно.

– Да так просто.

Вечером, сославшись на срочную работу, сказал, что ночью буду работать в кабинете, и там же на диване лягу спать. Я иногда так делал, когда запаздывал с выполнением контракта.

Два дня я не находил себе места, ожидая ответа от Валеры. Наконец, дождавшись, увидел его лицо и сразу понял: случилось то, чего боялся и неосознанно ожидал.

– Это не монтаж, – сказал он, доставая заключение.

Его слова стали приговором для меня и нашей семьи. Достав запасенную бутылку, выпил до дна, и, в чем был, рухнул на диван. Следующие две недели я продолжал спать на диване, а вечерами, встречаясь с ней, старался держаться от нее подальше: даже на расстоянии вытянутой руки я ощущал грязь, которую теперь она несла в себе. Несколько раз она пыталась приласкаться, но я отворачивался и молча уходил в кабинет.

Все это время я надеялся, что она расскажет сама, как это случилось, и хотя бы извинится. Но она молчала. К концу второй недели, видимо, почувствовав, что между нами выросла стена, она попыталась начать разговор:

– Леша, мне нужно сказать тебе что-то очень важное, только, пожалуйста, дослушай до конца.

– Хорошо, я слушаю.

Но в это время зазвонил ее мобильник, и она ответила:

– Сейчас же выезжаю.