Богдана мы нашли лежащим на кровати с перебинтованной головой. Вика бросилась к нему, но, взглянув на меня, притормозила, потом медленно подошла и поцеловала. Как-то мне поплохело от этого зрелища.
– А что ты хотел? – спросил я себя, – жена, хоть и гражданская, целует мужа. Сам же бросил ее.
Бросить-то бросил, только не забыл. Я попытался вспомнить, сколько после нее сменил женщин – и сбился со счета. С некоторыми жил подолгу, даже по полгода, но не нашел такую, как она. Всех своих женщин я сравнивал с ней, но ни одна из них не выдержала сравнения. Так и жил неженатый женатый. Я давно мог бы развестись с ней через суд, но мне было плевать на запись в паспорте. Надо же, черт возьми, ведь, начал уже забывать, пришел в себя, и вот опять.
Богдан рассказал свою невеселую историю: прошлым вечером в переулке его чем-то треснули по черепу и обчистили карманы. Пропали все деньги и мобильный телефон. Хорошо еще, самого не украли.
– Ладно, голубки, – сказал я, – жену к мужу доставил – могу с чистой совестью отправляться домой. Желаю счастья, – и направился на выход.
– Стой, – крикнула Вика вслед. У двери остановился.
– Ты куда?
– В аэропорт.
– Я с тобой.
– Улетаешь?
– Нет. Я не могу его оставить. Только куплю билеты.
– Поехали, – и пошел к машине.
Мы заняли свои места, и я завел двигатель. За полкилометра от аэропорта встали в глухой пробке. Столпотворение машин здесь было такое, что движение застопорилось совсем. Я отогнал машину на обочину и вместе с Ахмадом потопал к зданию аэровокзала, Вика, надев накидку – следом. Там нас ждал облом: коммерческие рейсы прекращены, и только американцы вывозят своих граждан военными самолетами. Афганцев, работавших на них, и всех остальных послали на три буквы. Услышав русскую речь, подошел. Парень моего возраста обращался группе наших, стоявших напротив него:
– Дней через десять за нами пришлют борта. Обещали вывезти всех россиян и, если останутся места, прихватят граждан СНГ.
– А украинцев? – крикнул кто-то.
– Украина не подписала устав СНГ, так что, вам – к американцам. Только до конца месяца они даже своих не успеют вывезти. Талибы дали им срок до тридцать первого августа.
Вика побледнела.
Глава третья
Вернувшись к машине, я спросил у Ахмата:
– Где бы мне перекантоваться до вылета?
– Поехали, попробую тебя устроить. Женщина с тобой?
– Ты как? – спросил Вику.
– Не спать же на улице, – пожала плечами.
На дверях отеля висела табличка «Закрыто», но, судя по тому, что через них туда и обратно сновали люди, постояльцы там были. Ахмат подошел к стойке ресепшн, и, покрутившись там пару минут, махнул нам рукой. Парень за стойкой, оформив нас по загранпаспортам, как мужа и жену, выдал ключ. Ахмат, отведя в сторону, передал мне документ, сопроводив его словами:
– Я вынужден оставить тебя. Вот твоя охранная грамота. Бумага серьезная. Мало, кто рискнет ее нарушить. Мой телефон у тебя есть, если что – звони. Свою женщину не отпускай ни на шаг – украдут. Лучше купи ей бурку, так будет безопасней.
Я забрал свои вещи из машины, и мы поднялись в комнату. Стандартный отельный номер на четверку с широкой кроватью и душем. Телевизора нет, хотя след на стене остался. Талибы запретили музыку, и руководство отеля на всякий случай убрало их. У Вики все, что есть – на ней, надо ехать покупать. По дороге заехали проведать Богдана. Услышав, что мы устроились в отеле, вскакивая, крикнул:
– Я – с вами, – но, зашатавшись, рухнул на кровать.
– Мы заберем тебя, когда поправишься, – успокоила его Вика.
– Ведь, ты же не бросишь нас? – с надеждой оглянулась на меня.
Я кивнул. А что мне оставалось делать? Бросить ее здесь в аду?
Большинство магазинов в Кабуле закрылись, на оставшихся талибы сняли или закрасили рекламу. Остановившись перед женским магазином, я дал ей денег и посоветовал купить бурку.
– Никогда я не надену этот балахон, – заявила она и, набросив накидку на лицо, гордо направилась к дверям.
Я тяжело вздохнул, почувствовав, что нахлебаюсь с ней забот по самые… неважно, в общем. Через час Вика вышла с огромной сумкой в руках и заявила:
– Здесь почти ничего нет – все раскупили.
Стемнело. К счастью, отельный ресторан еще работал. Разумеется, ничем спиртным здесь даже не пахло, но это не помешало нам вкусно и от души поесть. Приняли по очереди душ, и я сел за свой ноутбук, а Вика надела купленный здесь халат и легла, молча уставившись в потолок.
Я чувствовал, что она хочет что-то сказать, но не решается. Скрывая улыбку, я в ожидании спича искоса посматривал на нее. Мне было интересно, кого она теперь считает мужем: меня по паспорту или Богдана по факту – постель-то одна. Не сказать, что я рвался туда к ней: один раз уже обжегся, и нырять в тот же омут с головой я не был готов.
Наконец, набросав схему нового прибора, я спросил:
– Ну, что, спать?
Она молча смотрела на меня, словно, чего-то ожидая. А чего она ждет? Я никогда не трахал чужих жен, считая, что это гнусно при наличии множества незамужних женщин вокруг. А раз она называет Богдана мужем, значит, для меня она чужая жена. Я разделся и выключил свет.