Я спокойно попил чаю с дежурным, поболтал с ним. Потом пришли ребята из полка проведать, узнав, что меня «арестовали». Посмеялись, пошутили. Майора не очень-то жаловали подчиненные и были рады, что ему досадил представитель вышестоящего штаба. Я дождался приезда нашего проверяющего, зашел попрощаться к командиру полка. Он и говорит: «Попроси прощения у начальника штаба, ты же младший». Я ответил, что коль майор попытался меня унизить в присутствии дежурного по полку, то я ему ничего не обязан. Пусть каждый отвечает за свои ошибки сам. «Ладно, бог с ним со всем, забудем», — сказал на прощанье командир полка. Мы пожали друг другу руки, и я уехал на аэродром.
Да, днем присутствовал на офицерском суде чести. Разбирали дело старшего лейтенанта. Был ротным, два года назад снят с должности. Здесь же хотел заняться «бизнесом». Купил двадцать девять ящиков с мылом для продажи. Присудили понизить в звании до «лейтенанта».
1 декабря 1980 г.
С утра неприятности. Личные. «Накапал» начальник штаба полка. Получил накачку. Майор все интерпретировал так, будто я угрожал часовому оружием. И откуда у людей подлость?..
Полковник, видно, отчитывал грешного старлея больше по обязанности. От души у него получается эффектнее. Но настроение все равно испорчено. Понимаю: сам оплошал.
Пришел в палатку насупленным и злым. Смотрю, ребята пытаются раз-веселить. Олег из кожи лезет: «Леш, да плюнь ты. Сам же говорил: большие неприятности случаются раз в три года. Смотри, сколько времени до следующей!..» Вмешивается Фомин: «Прочитал заметку о тебе в газете. Ту, которую приезжий корреспондент написал. Очень понравилась. Правильно написал…»
Я отмахнулся, а потом чувствую, на душе потеплело. Бывает, портим друг другу кровь. Принуждает к этому обстановка. А на поверку в любой момент станем за товарища горой.
Вечером заглянул в палатку заместитель начальника политотдела дивизии. Молодой и «дикорастущий». Всего лишь на четыре года старше меня, а уже и академия есть, и такая должность. Фамилия у него интересная — как у известного космонавта. Может, в этом и секрет его быстрой карьеры?.. Поговорили о насущном. Пообещал, что каждый слетает хоть на пять-семь суток в Союз повидать семьи. Эти бы слова да Богу в уши. Хотя вряд ли получится. Скоро опять весна, опять начнутся активные боевые действия. Какие там командировки…
Вечером ездили на проверку в Кабул. Была возможность отвести за вчерашнее душу. Долго ли накопать недостатков. Проверял как раз батальон, где служит тот молодой лейтенант. Поговорили спокойно и по-товарищески. Познакомились ближе. Парень извинялся: «Я же не знал, что у вас будут неприятности. Надо мной теперь весь полк смеется… Проявил бдительность…» Я же сказал, что сам виноват. Кто из нас не помнит первые дни лейтенантской служ-бы?! Шарахались от всего. Не зря опытные офицеры смеются: самый страшный проверяющий — молодой лейтенант.
Ночью поскользнулся на броне. Грохнулся вниз. Сбил всю коленную чашечку. Виной тому водитель. Не дождался, пока все слезут, и резко дернул. Могло быть и хуже.
Таким образом, пошла полоса неприятностей. Все одно к одному… Так уж устроена человеческая жизнь…
2 декабря 1980 г.
Получил из дома письмо. Мать передает привет от Валентина Розова. Росли вместе. От него недавно ушла жена с детьми. Не ладится семейная жизнь. Отчего-то вспомнилась давняя-давняя история. Убивали собаку. Мне тогда было лет восемь. Валентин и его друг Васька, ребята постарше, позвали на речку. Пошли втроем, взяв с собой черного лохматого пса. Я думал, купать. Но ребята сразу стали топить. Васька заплывал в речку, держа собаку на поводке, и нырял. Та — вслед за ним. Потом выскакивали, отфыркивались, а Валентин кричал: «Дольше, дольше держи под водой!» «Попробуй сам!» — огрызался товарищ.
Я спросил, зачем они топят пса. Валентин ответил, что тот душит и ест цыплят. Было жалко, и я просил отпустить. Но мальчишки вылезли на берег и, поняв, что утопить животное просто так трудно, начали его бить. Они брали собаку за лапы и бросали об землю. Казалось, били не этого беспородного барбоса, а самого меня. Особенно невыносимо стало, когда из черного носа потекла кровь. Она была ярко-ярко-красной. Но самое удивительное, после каждого удара пес вскакивал на лапы и, виновато виляя хвостом, жался к ногам своих маленьких убийц. Это уже было слишком. «Отпустите, пусть бежит, куда хочет», — просил я со слезами на глазах. В конце-концов истязатели устали. Я отцепил поводок. Пес не хотел убегать…
К счастью, собаку тогда не убили. Но домой она уже не вернулась. Почему мне сегодня вспомнилось это, сказать не могу. Я видел здесь кровь. Кровь убитых и раненых. Щедро полит ею непрестанно вращающийся шарик. Жестокость… Она воспитывается в нас с детства. И проявляется она не только в физическом убийстве, истязании. Людей еще мордуют и нравственно.