Афины. История великого города-государства

Это мрачное пророческое заявление подхватили грекоязычные средства массовой информации всего мира, в том числе Би-би-си. Оно воодушевило тех внутри и вовне Греции, кто стремился к возвращению демократии. Три года спустя Сеферис умер. Военные власти мстительно лишали его разнообразных привилегий, но не смогли отказать в достойных похоронах. Заупокойная служба проходила не в соборе, а в более скромной церкви в районе Плака, недалеко от дома, в котором после переезда в Афины поселились его родители, и также недалеко от места, где он наблюдал перестрелки декабря 1944 г. – и размышлял о начале холодной войны. Но, как и все великие афинские похороны, его погребение не обошлось без похоронной процессии, проследовавшей по проспекту Амалиас к Первому кладбищу. Нестройно, слегка фальшивя, толпа запела песню, ставшую самым знаменитым из его произведений, любимой песней Греции: строки, в которых красота и опустошение смешиваются с более глубокими видениями непрочности человеческой жизни, любви и страсти:

На взморье белом как левкой
томились мы от жажды
но горек был нам каждый
глоток воды морской
Прекраснейшее из имен
в заветной той лагуне
писали мы на дюне
но осыпался склон
Мы в этот мир с надеждой жить
пришли мечась и мучась
безумцев горьких участь
что мог он предложить[205]

Именно музыкальное сопровождение сделало это событие незабываемым. Собравшиеся на похоронах не были великими певцами, но мелодия песни неотступно завораживала. Микис Теодоракис, знакомый всему миру по жизнерадостным звенящим звукам «Зорбы», но имевший в Греции репутацию коммунистического бунтаря, побывавшего в заключении по меньшей мере на четырех разных тюремных островах, добился в ней совершенного слияния звука и смысла. Теодоракис, учившийся в Парижской консерватории, создал музыкальный стиль, использующий множество разных слоев греческой культуры – песнопения православной церкви, народные песни и даже бандитские блюзы рембетико, которые изначально в равной мере возмущали как консерваторов, так и ортодоксальных коммунистов.

В некоторых отношениях сочетание поэта Сефериса и композитора Теодоракиса было маловероятным. В 1944 г. Сеферис сохранял верность правительству, находившемуся под защитой Британии, а Теодоракис сражался на афинских улицах во главе отряда ЭЛАС. Пару лет спустя Сеферис опекал в афинских тавернах ученых и известных деятелей культуры, получавших британские стипендии, а Теодоракис скитался по островным тюрьмам. Сефериса не особенно интересовали мирские богатства или светский блеск, но он был послушным служащим правительства Греческого королевства. Теодоракис же в начале 1960-х гг. протестовал вместе с многими греческими левыми против богатства двора и того тлетворного консервативного влияния, которое он, по их мнению, распространял. У них была одна общая черта: оба происходили с восточных берегов Эгейского моря (мать Теодоракиса была из турецкой Чесмы, а Сеферис был родом из города Урлы, расположенного недалеко от Смирны). Другими словами, оба глубоко чувствовали те места, в которых в течение почти трех тысячелетий действительно существовал живой, энергичный, уверенный эллинизм. Эти чувства они принесли с собой и в Афины. Ни у одного из них не было фанатичных антитурецких настроений: они помнили времена плодотворного сосуществования греков и турок.

Эта спонтанно зазвучавшая похоронная песнь объединила радикала Микиса и осмотрительного Сефериса. В июне 1967 г. музыка Микиса попала под запрет: ее нельзя было ни записывать, ни исполнять на публике, ни даже насвистывать. Сам композитор после тюремного заключения и ссылки в разные области Греции (хотя к этому времени, в отличие от периода его испытаний во время гражданской войны, он был слишком стар и слишком знаменит, чтобы его можно было пытать) в конце концов уехал во Францию. 13 апреля 1970 г. он отправился в Париж, где его встретила Мелина Меркури и ее муж, режиссер Жюль Дассен. Там Теодоракис вступил в ряды греческих знаменитостей, боровшихся с режимом полковников из-за рубежа.