Начиная еще с 2015 г., когда в Афинах обосновывались, растили детей и включались в городскую жизнь первые группы мигрантов (в основном экономических), греческие власти сталкивались с острой проблемой массовой, неуправляемой миграции на Эгейские острова. С точки зрения официальных Афин, эту проблему сильно усугубляло давление, которое Турция пыталась оказывать на Европейский союз, то разрешая, то вновь перекрывая движение потоков обездоленных беженцев (по большей части афганцев и сирийцев). Осенью 2015 г., когда страны к северу от Греции закрыли свои границы, перекрыв беженцам путь в Германию, ситуация в Греции приобрела особенную остроту. Следующей весной, после соглашения, предполагавшего щедрую помощь ЕС Турции и возвращение лиц, не получивших убежища, положение стало значительно менее тяжелым. Начиная с этого момента, как считали гуманитарные организации, власти – как греческие, так и европейские – намеренно поддерживали в островных лагерях, в которых до сих пор оставались тысячи беженцев, довольно жуткие условия: это было одной из многочисленных мер, которые должны были убедить потенциальных мигрантов отказаться от этой идеи. В первые месяцы 2020 г. казалось, что Турция подталкивает мигрантов к переходу на греческую территорию по суше и по морю, что резко обострило обстановку на границах Греции, где их встречал весьма решительный отпор греческих властей. Мицотакис выступал в поддержку этой политики. В 2021 г. в трех государственных центрах в Афинской агломерации жили несколько тысяч мигрантов и просителей убежища. Они находились в несколько лучших с точки зрения физической безопасности условиях, чем в островных лагерях, но испытывали отчаянную нехватку денег и даже продовольствия. Однако к этому времени внимание Греции и всего мира переключилось на другие темы.
В кризисных и посткризисных годах истории Греции есть один сбивающий с толку аспект: страна имела дело с почти неуправляемым притоком населения и одновременно с исходом своих собственных сыновей и дочерей, уезжавших на поиски работы или профессиональной подготовки. Каждый поворот к худшему в судьбах Греции порождал волны временной или окончательной эмиграции. Финансовые кризисы 1890-х гг. побуждали людей уезжать в Новый Свет или процветавшие порты Османской империи; в 1950-х те, кто не перебрался от безысходности греческой провинциальной жизни в быстро разраставшиеся Афины, отправлялись на заводы Германии, в угольные шахты Бельгии или в рыбные рестораны Австралии. Крах, начавшийся около 2009 г., ни в коем случае не был исключением из этого правила. В период Олимпийских игр Афины были прекрасным местом для молодежи; теперь же родители неохотно уговаривали заканчивающих школу отпрысков уезжать за границу и не приезжать обратно. Из оставшихся в Греции более половины оказались без работы. Уезжала не только молодежь. Трудолюбивые люди средних лет, надеявшиеся до этого прожить остаток жизни на родине, в окружении ближней и дальней родни, становились дорожными рабочими в Скандинавии или водителями грузовиков в Баварии.
Десятилетием позже, когда началось экономическое восстановление, казалось, что этот мучительный исход, как ни странно, был и в некоторой степени благотворным – во всяком случае, для определенного меньшинства. По мере возвращения некоторых из этих непоседливых греков Афины начинали выглядеть в глазах всего мира местом все более стильным, многоязыким и уверенным. Самым заметным признаком этой трансформации было распространение нестандартных ресторанов, уникальных гостиниц и музыки, основанной на восхитительных сочетаниях немыслимо разных стилей. Как неимущие мигранты, селившиеся в городе, так и греки, возвращавшиеся после долгого пребывания за границей, внезапно превратили Афины в город, наслаждающийся своим космополитизмом – и отбросивший некоторые из укоренившихся аспектов культурного консерватизма и ксенофобии, бывших характерной чертой и защитным механизмом современной Греции. Старые клише греческого туризма – обгоревшие на солнце, нетрезвые европейцы, поедающие чуть теплую мусаку и неуклюже топчущиеся под звуки бузуки, – уступили место гораздо более утонченным формам взаимодействия между афинянами и чужаками, в которых границы между теми и другими становились все более и более размытыми.