Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Друзья обнялись и, примостившись на чистом месте, где еще не было насрано местными жителями, сделали привал. Афоня рассказал другу о своих приключениях, добавил о своих переживаниях и страданиях морального и душевного свойства, после чего они нарвали бананов и пообедали.

— Во-первых, — начал свой разбор умный медведь, — ты, друг Афанасий, стал мужчиной. А так как, раньше ты не был знаком с женщинами, подглядывание за девками в бане и онанизм не считаются, то тобой впервые овладело чувство любви. Это, брат, бывает. Всякий муж через это проходит и всякий страдает. Это нормально — первая любовь она на то и первая, чтобы настрадавшись, мужик начал свои чувства воспитывать. Не пройдет и тройки веков, как тему воспитания чувств подробно исследует один француз — Гюстав Флобер, поэтому не будем забегать вперед этого исследователя, а то ему потом неинтересно писать будет, если я тебе все сейчас расскажу.

Во-вторых, то, что ностальгия мозг выносит, так это тоже нормальное положение вещей. Тем более, судя по пейзажу, мы попали в какую-то страну засранцев, вишь, как они свою землю унавозили. У нас то, на Руси тоже грязюки много и дороги — говно полное. Однако у нас слово «говно» — понятие образное, используемое при обсуждении государственных правителей, суровой российской природной действительности и дорожных строителей. И это эпитет, как нельзя лучше живописует наше ко всему этому отношение. Зато у них, у индостанцев, это не образ, вернее, для них это образ, но уже образ жизни, а не аллегория. Суть их — гадить, где попало и потом жить в говне. И ведь, что характерно, как я успел заметить, они особенно по этому поводу не парятся, они все счастливы. А вот этот феномен местных жителей, нам, я предполагаю, придется изучить основательно. Конкретизирую вопрос: как можно жить в говне, но строить великолепные дворцы и быть счастливым? Этим предлагаю заняться в ближайшее время. Теперь давай разберемся с агрессором, которого вы с Синдбадом в ходе баталии в плен взяли. Эй, чернокнижник, иди, давай, сюда, разговор есть.

Судя по всему, пробуждение медведя ободряюще подействовало и на звездочета. Тот внимательно слушал зигмундовы речи, соглашательски кивал своей лысой башкой и вообще, насколько это позволяла веревка, которой он был связан, пытался попасть в поле зрение медведя-философа. Для этого колдун, как будто без цели маячил около бивуака, громко чихал, что-то пытался напевать, одним словом вел себя не очень интеллигентно, но зато искренне обрадовался, когда его пригласили присесть рядом с друзьями-путешественниками.

— Я, второй магистр восьмого круга магов Ближнего и Дальнего Востока, имею черный пояс по каратэ до, шестой разряд колдовства на кофейной гуще и ученик великого графа Калиостро по части черной магии, мастер спорта международного класса по шахматам и в подкидного дурака. Член профсоюза магов и колдунов с пятого года от Рождества Христова.

— Иными словами — Вечный Жид, — резюмировал Зигмунд. — То бишь, Агасфер собственной персоной. Хотя, что-то мне твоя морда кажется знакомой. Вон у афониного дядьки Калистрата в Твери есть карла, так ты с ним вообще одно лицо, только тот не лысый и без бороды.

— Очень мне приятно встретить образованного человека, — залебезил кудесник. — А что до схожести с каким-то карлой, так про него мне ничего неизвестно, быть может, просто такой природный феномен. Хотя, как утверждают некоторые мистики, у каждого человека на планете есть свой двойник, причем схожесть до такой степени поразительная, что мать родная не отличит.

— Откуда ты, божий человек? — поинтересовался медведь.

— Вообще-то я происхожу из иудеев ашкеназов, — обрадовался беседе кудесник. — Так что ваша аллегория на счет вечного жида отчасти имеет под собой почву. Как известно наше племя ушло на восток из ближней Азии, а иудеи сефарды подались на запад и, пройдя через север Африки перешли через Испанию в Европу. Более пятисот лет мы — ашкеназы бродили по Азии. Были у нас вздеты, тогда нам удалось создать великий Каганат, были и голод, и войны. Великий мор практически уничтожил ашкеназов. Из всего рода выжили всего четыре женщины: Юдифь, что переводится как иудейка, Рахель — овца, Опра — летящая в тишине и моя мать Пнина, что означает жемчужина. И фактически именно с этих четырех женщин и началось возрождение ашкеназов. Мы — ашкеназы, образно говоря, пролезли сквозь генетическое «бутылочное горлышко». Мои братья и сестры сейчас живут по всему свету и в Бухаре, и в Варшаве, и на Кавказе, ну, а я, как первенец своей матери, во славу Яхве был отдан в обучение и вот стал кудесником.

— Познавательная история, — задумался Зигмунд.

— Извините, — вдруг встрепенулся Афоня. — А от кого же тогда ваши четыре женщины детей-то рожали, если мужиков ашкеназов не осталось?