Африка африканеров

Это совершенно невыносимо: пригородные поезда и без того перегружены, а теперь еще этот наплыв пассажиров… Прислугу расселили в казармах для так называемых «несемейных», они живут в чудовищной тесноте. Так что все это только предлог, на деле же власти хотели, чтобы на ночь в городе оставались одни только белые. Боятся африканцев.

Воскресенье в Южной Африке. Город кажется мертвым. Делать абсолютно нечего. Магазины, бары, рестораны — все закрыто. Спектакли по случаю воскресенья тоже запрещены.

Энтони и его молодая жена заехали за мной и пригласили провести этот день с ними, они рассказывают, что большинство верующих в Южной Африке принадлежит к голландским реформатским церквам. У одной из них, Nederduits Gereformeerde Кегк, насчитывается около двух миллионов приверженцев, причем более миллиона — белые, остальные — метисы и африканцы.

— Могущество этой церкви беспредельно, — говорит Энтони. — Влияние ее подобно тому, которое оказывала католическая церковь в средневековой Испании. Именно она дала обоснование апартхейду с религиозной точки зрения: негры — дети Ханаана, на которых лежит проклятие. А африканер — сын господа бога, сын расы избранников.

Жена Энтони — англичанка, она рассказывает, что протестантская церковь ее страны, так же как и католическая, выступает против апартхейда, считая его противным духу христианства:

— Голландские реформатские церкви не только изо всех сил поддерживают расистскую политику правительства, они отлучают от церкви церковнослужителей, отказывающихся проповедовать сегрегацию в своих приходах. В мае 1951 г. конгресс, созванный в Блумфонтейне, определил основные принципы своей кальвинистской политики. Согласно этим принципам, государство — творение бога и его беспредельной доброты, а власть являет собой божью милость. В профсоюзах нет никакой необходимости, ибо государство само охраняет интересы трудящихся. Притязание на право голоса — мятеж против самого господа бога. Одна из статей, принятых на этом конгрессе, начиналась так: «Право христианского голоса — проявление совести и сознания своего долга, и потому такое право может принадлежать лишь тем, кто достиг зрелости в понимании ответственности перед лицом господа бога». (У африканцев, разумеется, такой зрелости никак не может быть.) Союзник церкви — тайное общество Брудербонд («Союз братьев»), нечто вроде ку-клукс-клана, членами которого являются даже министры, стоящие во главе Националистической партии, а следовательно, и всей страны. Церковь ведет борьбу «за единую христианско-кальвинистскую республику африканеров, которая в ответе лишь перед самим господом богом». Врагами ее являются британцы, евреи, ну и, конечно, черные[12].

Напротив моего отеля — церковь. Не знаю, какому богу в ней служат, но сегрегация там проводится неукоснительно: на утреннюю мессу ходят только белые, на одиннадцатичасовую — нарядные черные женщины с детьми. Я заглядываю туда и слышу, как пастор разглагольствует на африкаанс о том, что ни в коем случае не следует забывать о существовании ада.

Говорят, добиться разрешения на посещение золотых и алмазных рудников необычайно трудно. Всемогущая Горная палата Трансвааля, основанная в 1889 г. и объединяющая большинство рудников в Ранде[13], чрезвычайно неохотно выдает пропуска якобы потому, что рудники слишком глубоки и людям непривычным приходится там трудно.

— В действительности же, — рассказывает Энтони, — дирекция не хочет, чтобы посторонние видели, в каких ужасных условиях живут и работают горняки.

Зато по воскресным дням на специально оборудованных площадках возле компаундов — барачных лагерей, где живут рудокопы, — для туристов организуются так называемые танцы рудокопов. Друзья предлагают съездить туда. Нас предупреждают, будто бы белых зрителей там не очень любят, говорят, что «танцы эти возникли стихийно и служат развлечением для самих горняков-банту».

Автобус объезжает все большие отели Йоханнесбурга и, набрав нужное число туристов, за два ранда отвозит их на один из рудников.

В нашем автобусе больше всего американцев и португальцев из Мозамбика, правда, есть еще несколько французов и итальянцев, все деловые люди вроде молоденького представителя ЭНИ[14], который перебрался сюда из Ганы, надеясь, как и там, внедрить в Южной Африке итальянские бензоколонки и победить таким образом ТОТАЛЬ[15].

Общество наше, увешанное всевозможными камерами, магнитофонами и прочими записывающими аппаратами, пребывает в состоянии крайнего возбуждения, нам кажется, будто мы направляемся в самое сердце джунглей.

По краям дороги, ведущей за город, высятся буровые вышки, отливающие на солнце золотисто-медовым цветом.

Возле первых рудников, мимо которых мы проезжаем, виднеются пресловутые барачные лагеря. Длинные одноэтажные строения из серого камня, полное отсутствие зелени, колючая проволока, полицейские у дверей — все это напоминает мне Освенцим. Не хватает лишь знаменитой фразы вверху, на воротах: «Труд делает свободным».