Африка африканеров

— Если кто-нибудь из профсоюзных деятелей осмелится явиться на завод, чтобы встретиться там с рабочими, его тут же арестуют, — продолжает рассказывать мой собеседник.

Я спрашиваю, как же все-таки выходят из положения в случае возникновения серьезных разногласий между африканскими рабочими и хозяином?

— Рабочий обязан обратиться к инспектору по организации труда, само собой разумеется, тот — белый; последний информирует комитет, назначенный министром труда. Если комитет не в силах разрешить возникшую проблему, приходится обращаться в Совет по туземному труду, организацию белых, пользующуюся такой дурной славой, что в тех случаях, когда ее служащим необходимо приехать на завод, они являются туда лишь в сопровождении полиции. Вот так и получается, что проблемы такого рода почти всегда решают представители Особого отдела. А в тех редких случаях, когда африканцы пытались бастовать, это неизбежно кончалось подобием гражданской войны. Тотчас же являлась вооруженная полиция с электродубинками, газом, бронемашинами и арестовывала всех подряд.

Он приводит пример январской забастовки 1959 г. на заводе Сен-Джон: двести восемьдесят восемь рабочих, из них двести женщин, обязали работать на рождество, не заплатив за это дополнительно ни гроша. Рабочие сидели на траве перед административным корпусом, выражая свои жалобы представителям хозяев, в это время явилась полиция и всех их отправили в тюрьму. А вот еще пример нашумевшей забастовки на одной из крупнейших текстильных фабрик Южной Африки «Amato Textile Mills», в ней принимали участие четыре тысячи африканских рабочих, причем хозяева согласились на переговоры. Но, как всегда, все споры в конечном счете «решила» полиция. Многие из африканцев были убиты, большая часть бастовавших была арестована, даже женщины. Четыреста отцов, кормивших целые семьи, были высланы из города в резерваты.

— В любом случае, — говорит в заключение мой собеседник, — организовать африканских рабочих очень трудно, как только дело пойдет на лад, их отправляют обратно в резерваты, и все приходится начинать сначала с вновь прибывшими. Да и с профсоюзным руководством дело обстоит неважно. С тех пор как в 1950 г. был принят закон «о подавлении коммунизма», по которому любого человека можно отправить в тюрьму, систематическому аресту подвергаются все более или менее цепные руководители. В 1956 г. во время процесса «о государственной измене» перед судом предстали двадцать три деятеля САКТУ, а в 1960 г., когда после побоища в Шарпевиле было объявлено чрезвычайное положение, в тюрьму бросили сто девяносто шесть профсоюзных лидеров. Не говоря уже о десятках тех, кто живет под ограничениями домашнего ареста или осужден согласно закону «о девяноста днях».

В прошлое воскресенье мы с Энтони и его женой отправились на большое озеро в туристический район Трансвааля, куда ездят обычно на охоту или кататься на лодках, и там возле маисового поля нам повстречалась группа африканцев, на которых вместо одежды были мешки из-под картошки. Они шли цепочкой, друг за другом, держа руки за спиной, а за ними верхом на лошади ехал человек с длинным хлыстом в руке.

— Это рабочие с фермы-тюрьмы, — пояснил Энтони. — Официально в Южной Африке существует двадцать пять ферм-тюрем. Только в 1963 г. на работу туда было направлено десять тысяч узников. Но кроме официальных существуют еще и неофициальные фермы такого рода. Стоит только какому-нибудь фермеру попросить, и в его распоряжение сразу же предоставят африканцев, в арестантах недостатка нет: вечная история с пропусками. А если потребуется, полиция схватит первых попавшихся африканцев, вообще не нарушавших никаких правил. Фермер обязан лишь построить на своей территории здание для арестованных. Полагают, что половина фермеров в Трансваале использует на своих землях подневольный труд. Африканцам предлагают на выбор: либо они отработают определенный срок на ферме, либо их отправят обратно в резерват. И если спросить у африканца, как поживает тот или иной его родственник, в ответ часто можно услышать: «Его продали фермеру».

Вечером у себя дома Энтони показал мне вырезки из газет, где приводились свидетельства африканцев, которых схватили и послали работать на ферму, они гнули там спину от зари до глубокой ночи, а в бараках их привязывали, словно скот, и порою даже пытали. Неужели и теперь так? — думаю я.

Да, ничего не изменилось. Об этом я узнала от одно го из африканцев, с которым мне посчастливилось по знакомиться в Институте расовых отношений[23]. Он собирает сведения о сельской местности. Это очень образованный человек, прекрасно говорит по-английски, но держится настороже. Проверяет, можно ли довериться мне? Признаюсь, я поступила точно так же: назвалась вымышленным именем и дала несуществующий адрес. Но так уж странно повелось, что люди инстинктивно чувствуют, с кем имеют дело, и человек этот мало-помалу открылся мне.