Африка африканеров

Спрашиваю, что бывает, если рудокоп нарушает правила безопасности? «Обычно он платит десять рандов (семьдесят франков). Но если это черный, он сверх того подвергается двухмесячному тюремному заключению». В подтверждение своих слов инженер приводит-один случай, когда белый управляющий заплатил всего двадцать фунтов стерлингов штрафа за то, что по его вине погибло тридцать девять африканцев. Потом другой случай, который произошел на Коулбрулском руднике в 1960 г., когда погибло четыреста тридцать семь африканцев. Компания выплатила всего шестьдесят четыре фунта стерлингов, т. е. по тридцати пяти пенсов за человеческую жизнь.

Работа на поверхности легче, чем под землей. Она не прекращается ни на минуту, работают по очереди, в три смены, по восемь часов каждая. А вообще, надо сказать, ничего хорошего нет в том, чтобы видеть, как из обломков серого камня получается золото. Часами длятся операции, в результате которых огромные глыбы дробятся на куски, крошатся, растираются, превращаются в жидкую кашицу, она просеивается бессчетное число раз и в конце концов отдает смешанную с ней частицу золота. Впрочем, на этой стадии работ надо обладать большим воображением, чтобы представить себе, что вот эта-то желтая водица и есть золото. А между тем немного погодя нам показывают пресловутый слиток, который вскоре переправят в Лондон. Восемь тысяч рудокопов целый день выбивались из сил, чтобы извлечь этот самый слиток.

Только белые имеют в Южной Африке право состоять в профсоюзах. Африканских профсоюзов не признают, а их лидеров, так же как и лидеров единственного нерасистского профсоюза САКТУ (Южно-африканский конгресс профсоюзов), бросают в тюрьмы, высылают или содержат под надзором.

Африканцев же считают не рабочими, а крестьянами, сезонниками, которые, отработав установленный контрактом срок, возвращаются в свои резерваты. Однако это далеко не так, ибо если и в самом деле по истечении годового контракта они возвращаются в свой резерват, то тотчас покидают его, заключив новый контракт, потому что земля, все такая же бесплодная и перенаселенная, по-прежнему не в состоянии прокормить их.

Кроме того, правительство выработало целую систему непосильных налогов для людей, живущих в резерватах. Сверх обычных муниципальных налогов, которые платят все без исключения африканцы, как мужчины так и женщины, их, в противоположность другим расовым группам, облагают еще всевозможными племенными и территориальными налогами[21], предназначенными, как говорят, для развития резерватов. Таким образом, агентам компаний горнорудной промышленности ничего не стоит завербовать африканскую молодежь, соблазнив ее несуществующими чудесами работы на рудниках и подкупив вождя племени, чтобы тот выделил им необходимое число молодых крестьян.

Прежде чем пригласить нас на обед в роскошный клуб белых горняков, управляющие, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести, предлагают нам посетить компаунд — лагерь, где живут рабочие. Нас угостили «мартини», и мы, шумно болтая о пустяках, входим в ворота, охраняемые черными полицейскими^, словно идем в зоопарк.

Компаунд — это огромный четырехугольник, застроенный длинными одноэтажными бараками с пронумерованными дверями, с крохотными, зарешеченными окошками, стекла которых выбиты. Рудокопы, объясняют нам, расселяются по племенам; администрация по собственному усмотрению назначает у них главного.

Полицейские патрулируют с тяжелыми дубинками в руках. В комнате размещается иногда до дюжины человек. Кроватей нет, лишь каменные скамейки без матрасов, покрытые рваными одеялами. Только босс-боям полагаются соломенные матрасы.

В этой стране только и слышишь бесконечные разговоры о племенных различиях и племенных обычаях… Но здесь, в общежитиях, я не вижу ни одного сувенира, ни единого украшения, которые напоминали бы рабочим о родном краале. Жаровни, несколько старых глиняных посудин, мешки из-под картошки, чтобы укрываться от холода, вот и весь их скарб.

Люди, свободные сейчас от работы, стирают свое истрепанное белье в единственном водоеме. Они наполовину голые. Вряд ли потому, что им так нравится, видно, как они дрожат от холода.

Завыла сирена, возвещая о наступлении обеденного перерыва. Со всех сторон сбегаются люди, в руках у них импровизированные котелки, сделанные из консервных банок. Нас ведут в какой-то сарай, где повара, вооружившись огромными черпаками, раздают обед. Что» касается обилия, то тут ничего не скажешь, так оно и есть. «И все это бесплатно», — с гордостью заявляет старший по лагерю. Я едва удержалась, чтобы не спросить его, а платят ли быки за сено, которым их кормят.

Сегодняшний обед, о котором говорят, что он приготовлен «научным» способом, состоит из проса и фасоли, в этом вареве плавают куски баранины. Мясо так скверно пахнет, что меня начинает тошнить.