Африка африканеров

— Я собираюсь во Францию и при случае скажу де Голлю, что у французской молодежи есть кое-что за душой.

Когда я вышла от Бенмейера, типа в мягкой шляпе уже не было. Я тут же отправилась в Южно-Африканский фонд, расположенный на самом верху роскошнейшего билдинга на Коммишнер-стрит.

Стреенкамп, молодой, светловолосый человек голландского склада, рассказывает мне по-французски, что предками его были, как ни странно, гугеноты, изгнанные из Франции после отмены Нантского эдикта. Он в восторге, что ему представилась возможность поговорить с французской студенткой, потому что для него «раздельное развитие — это не только вопрос интересов капитала, это, в первую очередь вопрос идеологический, речь идет о духовном, интеллектуальном развитии».

Впоследствии мне станет известно, что он является агентом Особого отдела и ему вменяется в обязанность устанавливать связь с журналистами и иностранными дельцами.

Сначала мы пьем чай с его секретаршей, необъятных размеров дамой, которой непременно надо знать, где я живу, с кем встречаюсь, каковы мои планы и связи. По всей вероятности, я ей показалась воплощением невинности, и она, вполне успокоенная, принялась пересказывать мне с громким хохотом расистские шуточки, в которых неизменно фигурировали лень и глупость африканцев, ну и, конечно, их сексуальная сила.

Но Стреенкамп был не дурак, и я перестала изображать из себя невежественную девочку, напичканную расовыми предрассудками. Я сказала ему, что в Европе, как ему должно быть известно, априори не одобряют апартхейд, но что я хочу сама во всем разобраться.

— К этому-то мы и стремимся, — обрадованно заявляет он. — Мы вовсе не требуем, чтобы мир одобрял нас, мы просто хотим, чтобы нас постарались понять. А главное, согласились бы с тем, что все, пригодное для остальной части человечества, не обязательно годится для нас. Вот вам пример: лично я ничего не имею против коммунизма.

— Вы ничего нс имеете против коммунизма? — с притворным возмущением восклицаю я.

Он смеется с заговорщическим видом:

— Мы отлично понимаем друг друга: я ничего не имею против коммунизма для русских. Но не желаю его для остальной части человечества. Вот так же и с раздельным развитием. В других местах это покажется преступлением, а для нас это единственно возможное решение. Мы прекрасно знаем этих банту. Мы знаем, что сами они не способны управлять собой, знаем на опыте не одного века. И не хотим, чтобы страна вновь вернулась к варварству. А если бы три миллиона белых не стояли здесь на страже западной и христианской цивилизации, не только Африканский континент, но весь мир поглотила бы дикость.

Я с трудом сдерживаюсь, а Стреенкамп, усевшись за стол, продолжает в полном упоении:

— Банту должны развиваться в соответствии со своими способностями и обычаями у себя в родных местах, хоумленд, положившись на волю белого человека, который мало-помалу приобщит их к современной и христианской цивилизации. Банту и слышать ничего не хотят о демократии, они стремятся к такой организации, которая соответствовала бы их племенным обычаям, им требуется вождь. Мы это усвоили. Было бы заблуждением думать, что у туземцев и белых одни и те же желания. Они не такие, как мы, и едят не так, как мы, и чувствительность у них не такая, как у нас, да и любят они иначе. (Так, знакомая песенка!) Для них женщина ничего не значит, у них все общее, и женщин они передают друг другу. Вот счастливцы! Женщина для них все равно, что скотина или земля, у них нет чувства собственности…

Если вам встретится, например, банту, которого по виду можно принять за интеллигента (врач или учитель), на первый взгляд вам покажется, что он рассуждает точно так же, как, вы. А на самом деле ничего подобного: достаточно какой-нибудь малости, и он готов нацепить на себя перья и пуститься в пляс вокруг костра…

Итак, мы предоставим банту развиваться постепенно и научим их управлять друг другом в хоумленд, за примером далеко ходить не надо, существует уже Транскей, там есть свой парламент, свой премьер-министр и собственные депутаты. Со временем таких национальных центров, или бантустанов станет пять или шесть, там будут собраны все банту. Мы начали с Транскея, так как это самый значительный резерват, но вскоре такие же бантустаны создадут в Зулуленде, Сискее, Тсонга и Венда. Ибо было бы ошибкой полагать, что банту представляют собой единый народ. Лучше распределить их по отдельным национальным центрам, гражданами которых они станут. Впрочем, и сейчас уже банту, говорящие на языке коса, официально считаются гражданами Транскея. Вот почему им требуется специальный пропуск для передвижения по стране…