Африка африканеров

Свадьба в общем-то похожа на все здешние свадьбы: ребятишки гоняются наперегонки, а если они слишком уж расшумятся, бабушки стараются успокоить их; мужчины играют на флейте или на гитаре, потягивая «пиво банту», молодежь флиртует в уголке под неусыпным оком кумушек, старики рассказывают друг другу истории из тех времен, когда они еще были воинами или пасли несчетные стада.

А между тем полицейская машина остановилась невдалеке, у поворота дороги, и ведет наблюдение за этим многолюдным мирным собранием, опасаясь, видимо, внезапных волнений.

Все гости выходят в поле, они окружают почтенных старцев обоих семейств, — по обычаю, те должны поведать друг другу историю своей семьи и племени. Дед жениха превозносит свою родословную. Повествование свое он сопровождает зулусскими песнями и танцами. Должно быть, то, что он рассказывает, очень смешно, потому что все громко хохочут. Мэри говорит мне со слезами на глазах:

— Понимаешь, все это жалкая пародия. Мы не в силах забыть, что когда-то племена наши были могущественны и богаты и владели всей страной. А теперь нас загнали за решетку, точно диких зверей в Крюгер-Парке, и мы повторяем бессмысленные движения.

Она говорит правду, потому что дед невесты, который, в свою очередь, должен восславить свое семейство, вдруг заплакал, а потом затянул бесконечно печальную, долгую песню.

И хотя горе их глубоко, радость все-таки берет верх, когда начинается церемония вручения подарков. Невеста, на которой до этого момента было длинное белое платье и прозрачное покрывало, уходит в сопровождении девушек на другой конец поля и раздевается до пояса. Потом, не долго думая, снова натягивает обычное платье и шляпу. Мужчины несут ей подарки, которые она должна вручить женщинам нового своего семейства. Тут и одеяла и простыни с вышитыми на них изречениями и сердцами, стулья, куры и даже корова.

Начинается танец, и кажется мне, будто я снова на Кубе. Девушки с подарками в руках медленно двигаются по полю, поют и в такт песне покачивают бедрами, прижав локти к телу, время от времени в их песню врываются пронзительные звуки свистка, это свистит хорошенькая маленькая девочка. В Сантьяго-де-Куба это называется una tremenda pachanga[66].

Остаток дня можно было бы так же приятно провести здесь, на холмах. Я предлагаю одному из братьев невесты, с которым мы разговорились, потанцевать со мной, он отвечает, что это невозможно. Я с удивлением жду объяснений, и он смущенно продолжает: «У нас в стране есть закон, который запрещает это. Нам пришлось бы заплатить штраф. Вы и так сегодня позволили себе лишнее». Мэри тоже так считает, она говорит, что лучше нам уйти на другую свадьбу.

Как здесь все непохоже: длинные американские автомобили выстроились вдоль грязной дороги перед кокетливым домиком родителей невесты. «Парламентарии из Транскея», — говорит Мэри. Толпа гостей напоминает негритянскую буржуазию Соединенных Штатов. Женщины с напудренными щеками, с распрямленными волосами, девочки в платьях из органди, мужчины в смокингах. Съехались все африканские врачи, адвокаты и коммерсанты Наталя. Меня встречают с гораздо меньшей непосредственностью, чем крестьяне на холме. По словам жениха, я «осчастливила» их своим визитом. Танцуют здесь под звуки проигрывателя американские слоу.

А напротив — только дорогу перейти — маленький домик Лутули, которому не разрешили присутствовать на свадьбе дочери соседей. На окне стоят голубые гортензии. До вождя, должно быть, доносятся звуки музыки, шум разговоров.

Мэри шепчет, что попробует зайти к нему и спросить, нельзя ли мне прийти. Я слежу за ней глазами и вижу, как африканец, притворявшийся, будто присел отдохнуть на обочине дороги, встает и подходит поближе к двери дома Лутули. Конечно, доносчик, сегодня же, наверное, сообщит в полицию, что Мэри, оставив меня, ходила зачем-то к вождю.

Вернувшись, моя приятельница сказала, что Лутули назначил нам свидание на завтра, рано утром ему разрешается выходить в поле.

Собираясь на это свидание, я задавалась вопросом, о чем думает сегодня тот, кого вслед за Ганди называли «апостолом ненасильственного сопротивления»? По утверждению одного из моих друзей, которому удалось встретиться с Лутули несколько месяцев назад, он (Лутули) уже не верит в возможность мирного пути, теперь он знает: нет другого выхода, кроме вооруженной борьбы.

Когда на следующий день мы встретились с Мэри на шоссе, она рассказала, что санитарка, которая ухаживает за Лутули, приходила к ней ночью и сообщила, что вечером у него был сердечный приступ, поэтому нам не удастся поговорить с ним по-настоящему.