Африка африканеров

В конце концов начинаешь забывать, куда ты забрел. Если бы не щелкающие звуки зулусского языка, я могла бы подумать, что попала на Кубу, куда-нибудь в район Сьерра-Маэстра еще до революции или в деревушку Ореса времен алжирской войны. Всюду одно и то же: у женщин нет молока, ребятишки мрут как мухи, если же они все-таки вырастут, то не смогут ходить в школу — слишком далеко, а если и пойдут, то окажется, что учение это ни к чему, что в обществе им нет места, их хотят вернуть назад, в пещеры каменного века. Потом они, подобно своим отцам, завернувшись в мешок из-под картошки, будут работать по два месяца в году, резать сахарный тростник за пять фунтов стерлингов в месяц. А в тридцать лет умрут естественной смертью.

— В этой стране умереть от голода считается естественной смертью для африканца, — говорит Мэри.

Чтобы как-то прожить, женщины начинают тайком варить пиво и продавать его рабочим сахарного завода. Если полиция обнаружит при обыске бидоны с такой жидкостью, женщину бросят в тюрьму.

— Хотя все это одно лицемерие, — продолжает Мэри. — Белые хотят, чтобы тайные пивные стали официальными, тогда, говорят они, доходы от них можно будет использовать на общественные нужды. А почему бы им в таком случае не воспользоваться налогами, которые как будто бы для того и существуют, ведь мы их платим.

Мэри рассказывает, что зулусские женщины участвуют в борьбе наравне с мужчинами.

— И так по всей Южной Африке. А белые пытаются превратить африканскую женщину в низшее существо. В 1958 г., когда встал вопрос о том, чтобы и для них тоже ввести пропуска, тысячи женщин вступили в женскую лигу АНК; во время всеобщих массовых демонстраций две тысячи женщин были арестованы. В Като Маноре продажа пива была для женщин единственным источником существования, поэтому, когда правительство запретило пивные, женщины подняли настоящий бунт, но полиция жестоко расправилась с ними. Больше недели женщин, забаррикадировавшихся в одной из пивных, никак не могли заставить выйти.

Позже одна из женщин заявила мне:

— Если бы наши мужья послушали нас, женщин, Южная Африка давно бы уже пылала. Иногда хочется, чтобы все сгорело, чтобы все мы погибли разом, лишь бы не видеть, как дети мрут с голоду.

Вечером, возвратившись домой, двоюродная сестра моего знакомого (она владелица плантации возле Этове в Зулуленде и путешествует только на собственном самолете) с драматическими интонациями в голосе просто нала: «О! Это ужасно, бедные женщины живут в чудовищных условиях. У меня на плантации они рожают в лужах грязной воды». Когда же я спросила ее, почему она ничего не сделает для облегчения их участи, она ответила: «О! Да ведь их там, по крайней мере, сотня».

Каждое утро мы с Мэри встречаемся в условленном месте на дороге, ведущей в резерват, и углубляемся в заросли сахарного тростника, и всякий раз она показывает мне домик на холме с красной крышей. «Вождь», — произносит она с нежностью. От Мэри я узнала, что> Альберт Лутули не потомственный вождь, он был избран общим собранием своего племени, точно так же как в свое время его дядя и дед, который был первым зулусом, обращенным в христианскую веру.

В нем нет королевской крови, но мать Лутули принадлежала к знатной семье зулусов, которая жила в краале короля Гетои, потомка Дингаана. Как рассказывает сам президент АНК в своей биографии «Отпусти мой народ», это была женщина строгих правил, единственной ее страстью было чтение Библии на зулусском языке.

— Когда Лутули сместили, нам дали нового вождя, — с презрением говорит Мэри. — Но никто его не уважает, это ничтожный человек.

В субботу в резервате собираются отпраздновать две свадьбы. Мэри считает, что, воспользовавшись суматохой, можно будет попробовать проникнуть к Лутули.

Одна свадьба состоится на холме у людей, все еще храпящих верность зулусским обычаям. Другая — у учителя, который живет как раз напротив старого вождя, учитель выдает дочь за врача-африканца. «Буржуазный брак», — смеется Мэри.

Меня, конечно, тоже пригласили на праздник. И в субботу утром мы. идем по направлению к холмам, где должна состояться зулусская свадьба.

— Вообще-то, — рассказывает по дороге Мэри, выглядевшая, как и две ее подруги, очень элегантно — все трое в шляпах и розовых перчатках, — это христианская семья, но так как жених хочет взять в жены еще одну женщину, у которой от него ребенок, свадьбу играют по старинному обычаю, разрешающему полигамию.

Я провела совершенно необычный день. Впервые в этой стране я чувствовала себя свободно. Народу тьма, и все веселятся от души. Эти люди, которым запрещено всякое общение с белыми, встречают меня очень приветливо, их не удивило и не насторожило мое появление.

Когда я предложила свои услуги женщинам, чистившим овощи, они приняли это как должное, их позабавило, что белая женщина тоже умеет готовить острый соус к просу с бараниной.