Африка африканеров

Пробираюсь по запутанному лабиринту маленьких темных улочек, вдоль которых тянутся мастерские африканских умельцев, взирающих на меня с изумлением. Вхожу в какой-то просторный туннель, где полуобнаженные мужчины, прикрытые леопардовыми шкурами, меняют друг у друга стрелы и звериные шкуры. Меня теснит толпа, которая уже не так поспешно расступается на моем пути. В конце концов я очутилась у какой-то решетки, огораживающей обширное пространство, где сотни мужчин пьют прямо из бидонов «пиво банту». Большинство из них пьяны и, опустошив бидоны, швыряют их в воздух. Подхожу к двери. Какой-то мужчина делает мне знак, давая понять, что хочет пригласить меня выпить. Поколебавшись, я принимаю приглашение. Мне не удается пить из бидона. Тогда мужчина достает целлофановый пакетик и наливает в него немного пива, — так гораздо удобнее. Я пробую: вкус какой-то странный, кислый, довольно противный. Не чувствуется никакого алкоголя. В этот момент чья-то рука тащит меня назад. Это африканка, она торопливо вывела меня на улицу. «Из какой вы страны?» — спрашивает она по-английски с материнским видом. «Француженка», — отвечаю я. Она сообщила, что следит за мной с самого начала, как только я вошла на африканский рынок, потому что сразу поняла, что я «очень неосторожна». «Сумка у вас открыта», — добавила она с упреком. Я спрашиваю, зачем она шла за мной. «Оберегала вас, — отвечает она. — Белые сюда никогда не заглядывают. Да и потом там, куда вы зашли, одни мужчины. Даже африканские женщины и то туда не ходят».

Не один раз уже она задает все тот же вопрос: «Вы не испугались прийти в африканский квартал?» Я отвечаю, что нет, тогда она берет меня за руку и говорит: «Ведь мы не такие уж дикие, правда?» Она шьет, чинит одежду. Из соседних мастерских к нам спешат другие портнихи. Все они одеты по-европейски, я бы даже сказала с некоторой изысканностью, и прекрасно говорят по-английски. Я заметила, что большинство африканцев говорит на нескольких языках, кроме своего племенного они знают и другие африканские языки, да к тому же еще английский и африкаанс.

Поговорили немного об условиях их жизни. Раньше они жили в Като Маноре, который в те времена не был бидонвилем, то был африканский квартал в центре Дурбана, — конечно, бедности хватало, но, так же как в Софиатауне и Йоханнесбурге, там было несколько улиц с африканскими магазинами и маленькими фабриками. «А теперь всех переселили в две большие локации неподалеку от Дурбана. Кого в Ква Машу, кого в Умлази. В Ква Машу никто не имеет права владеть собственным домом, можно лишь снимать жилье у муниципального совета, и все-таки там лучше, чем в Умлази, где всем заправляет правительство Претории. Вообще власти хотят слить обе эти локации с крестьянским резерватом в Ндведве, объединить их территорию и создать банту-стан. Тогда нам совсем запретят ездить в Дурбан. Мы станем «гражданами нового бантустана».

Прощаясь с ними, я обещаю вернуться. В ответ они, как все африканские женщины, ласково кивают головой и говорят: «Да вы просто чудо!»

Вооружившись планом, который они мне нарисовали, я отыскала наконец индийский квартал, муэдзин уже звал правоверных на молитву. Нескончаемая тоскующая нота растворилась в сиреневых сумерках, и я с грустью вспомнила других муэдзинов на другом конце континента…

Семья Гулана состоит из его родителей, братьев и сестры; все они живут и работают вместе. Семья мусульманская, и потому женщины носят не сари, а шаровары и поверх них платье, на улице закрываются чадрой. «Мы не сможем поужинать с вами в ресторане или зайти к вам в отель, — говорит отец и, помолчав, добавляет с иронией: — Разве что попробовать проскользнуть черным ходом». Решили, что я поужинаю у них.

Дом их находится километрах в двадцати от города, в специальной зоне. Хотя налогов индийцы платят не меньше, чем белые, в муниципальном совете Дурбана у них практически нет ни одного представителя (то же самое происходит в других провинциях), и потому в кварталах, где они живут, улицы немощеные и нет никакого освещения. Но, в отличие от африканских локаций, в индийских кварталах нет и колючей проволоки, и полицейских постов на всех четырех углах отведенной им территории.

Дом у родителей Гулана очень большой и красивый. Мебель здесь из Кашмира, всюду восточные ковры, а чтобы содержать все это в порядке, в доме есть двое африканцев. Во время обеда (рис с острым соусом кари и минеральная вода) я поняла, что в семье противоборствуют две точки зрения. Отец и старший сын готовы пойти на компромисс с правительством при условии, что им позволят вести свои дела, тогда как младший сын и двое его двоюродных братьев, которые ужинают вместе с нами, подобно Гулану выступают против всякого компромисса: они сторонники Индийского конгресса и вооруженной борьбы вместе с африканцами.