— В любом случае они не прогадают, — говорит он, — потому что банту будут ходить по утрам на завод, расположенный у самой границы зоны белых, а по вечерам возвращаться к себе в локацию. Никаких расходов на транспорт. Да и дома в таких локациях, как Умлази, будут сдаваться недорого, так что заработную плату можно понизить.
На мой взгляд, им не следовало бы брать плату за квартиру и выдавать заработную плату. Достаточно было бы кормить их просом два раза в день, и сходство с Освенцимом не оставляло бы сомнений.
На прощание я спрашиваю Боту, который снова повторяет мне, что различные группы африканцев не могут жить вместе, я спрашиваю его, не собирается ли он и для африканеров тоже создать разные зоны? Он глядит на меня, не понимая. Тогда я ставлю вопрос иначе: «Кем были африканеры лет двести-триста назад?» И так как он опять не понимает, я напоминаю ему, что одни из них приехали из Голландии, другие из Германии, третьи из Франции. Он усмехнулся.
— Да, но ведь все они белые.
Я провела в Натале три недели и поняла, что в противоположность разглагольствованиям правительства индийцы отнюдь не привилегированное общество, вечно враждующее с африканцами. Мне показалось, что 80 % индийцев Наталя живут в крайней бедности.
Индийцы появились в Южной Африке в 1860 г. В то время семь тысяч англичан, живших в Натале, искали рабочую силу для своих сахарных плантаций. Они искали ее повсюду, в разных концах земного шара. Но так никого и не нашли и вынуждены были заключить соглашение с британским правительством в Индии. Первые индийцы, прибывшие в Южную Африку, собирались провести там всего несколько лет, правительство Наталя обязывалось бесплатно репатриировать их домой. Плантаторы, постоянно нуждавшиеся в рабочей силе, предложили индийцам принять южно-африканское гражданство и получить таким путем право на приобретение земли. Но обещания своего не сдержали. Индийцев попросту обратили в рабство. Чтобы освободиться, им надо было выплачивать годовой налог в размере двадцати пяти фунтов стерлингов. Условия их жизни были настолько тяжелыми, что Ганди, приехавший из Индии, чтобы урегулировать конфликт между рабочими и правительством колонии, остался в Натале и организовал Индийский конгресс.
У индийцев никогда не было права голоса, и если у них нет пропусков, то это вовсе не значит, что они свободно могут перемещаться из одной провинции в другую без специального на то разрешения, кроме того, они вообще не имеют права на въезд в Оранжевую провинцию.
Гулан, с которым я познакомилась в Йоханнесбурге, дал мне адрес своей семьи, и, освободившись от докучливой спутницы, я стала разыскивать его родных.
Отец Гулана принадлежит как раз к самой незначительной категории обеспеченных индийцев, беда лишь в том, что большой гараж, который он содержит в центре города, у него могут отобрать в любое время.
В пяти минутах от огромных современных билдингов в центре Дурбана глазам открывается совсем иной город, с минаретами, серебряными куполами, шумными улицами, мастерскими, где кустари чеканят золото и серебро, выделывают кожи, кроят шелк. Это совсем другой мир, благоухающий пряностями, благовониями и самыми разнообразными сладостями.
И, наконец, человеческая толпа на тротуарах: ребятишки, прекрасные, словно старинные бронзовые статуэтки, снующие между группами людей, невообразимо красивые мужчины с удивительно благородными лицами, женщины со скользящей походкой, изысканно задрапированные в многоцветные сари, поразительно прямо несущие свою изящную голову.
А на дороге в невероятном беспорядке смешались роскошные автомобили, за рулем которых сидят женщины в чадре, ручные тележки африканцев, доверху нагруженные овощами, стройные африканки с грузом на голове и что-то вроде колясок, которые толкают рикши-зулусы с гигантскими головными уборами, сооруженными из рогов зебу, шкур леопарда и страусовых перьев.
Город индийцев настолько велик, что я заблудилась, и, думая, что попала на индийский рынок, очутилась на рынке африканцев, рядом с которым находится бидонвиль Като Манор. Я заметила, что, кроме меня, вокруг уже давно нет белых, но, не привыкнув еще в полную меру к апартхейду, не увидела в этом ничего предосудительного.