Африка африканеров

Хаган пытается отыскать образцовую хижину. Кажется, наконец нашел, мы входим: внутри нет ровным счетом ничего, разве что жаровня, вокруг которой женщины пытаются согреться; в углу лежат маленькие ребятишки, завернутые в какие-то тряпки. Хаган в замешательстве, но пытается выйти из положения: «Ну и что, зато им и горя мало, живут как бог на душу положит! Они любят простоту!» Когда мы возвращались, в окрестностях Умтаты я увидела просторную виллу, где живет он сам.

Чуть повыше, на холме, женщины варят похлебку из проса. Это девушки тембу. На голове у них нечто вроде яркого парика из рафии, а сами они закутаны в одеяла, — на улице очень холодно.

— А знаете, они ведь совсем голые, — говорит Хаган возбужденно и, подскочив к ним, хватается за одеяло. Бедняжки, на них и в самом деле ничего нет; стуча зубами, они пытаются увернуться от него, но он, все более и более возбуждаясь, во что бы то ни стало хочет открыть их, чтобы я могла сделать снимки. Они с испугом соглашаются, а он, делая вид, будто поправляет ожерелья, пользуется случаем, чтобы коснуться их груди.

По возвращении в контору я спрашиваю у Хагана, сколько семей собираются «переселить» в Транскей.

— Немногим более ста тысяч, — отвечает его помощник.

Спрашиваю, на что станут жить эти сто тысяч семей?

— Мы создадим промышленность, — говорит он.

Когда я попросила уточнить, что это значит, он не смог ничего ответить. Комиссия Томлинсона пришла к выводу, что лишь непосредственно примыкающие к Умтате окрестности могут быть как-то преобразованы. За десять лет был построен один только мебельный заводик. Подумав немного, Хаган заявляет, что вскоре построят веревочную фабрику, там будут делать веревки из сизаля. Я хотела спросить: не для того ли, чтобы вешать африканцев, — но не решилась.

В Транскее нет электричества, разве что в маленьких городишках белых, нет железных дорог, за исключением небольшого пограничного отрезка протяженностью в девяносто километров, предназначенного для доставки рабочих из резерватов в зоны белых.

Из Умтаты в Наталь и Зулуленд я отправилась на машине механика, который приехал в Южную Африку всего лет десять назад. Это венгр, он покинул Будапешт в 1956 г. Всю дорогу, пока мы едем через заснеженный Транскей до Коркстада и затем, оставив позади лесные массивы, снова к Индийскому океану, он не перестает расхваливать прелести Южной Африки: «Работаем мало, живем хорошо». Вдруг дорогу нам загородила лошадь. Целую вечность мы ждем, пока она нас пропустит. Наконец он не выдерживает: «А, чтоб тебя! Можно подумать, не лошадь, а кафр! Работать не любит, спешить тоже».

Дурбан, расположенный на берегу Индийского океана, самый большой порт Южной Африки и, вне всякого сомнения, самый оживленный на всем континенте. Это центр сахарной промышленности. Наталь, столицей которого является Дурбан, очень похож на Антильские острова.

За один только день из снегов Транскея я перенеслась в мягкую тропическую зиму. Понятно, почему Дурбан один из основных туристических центров страны. Вдоль его бесконечных пляжей с розовым песком, идущих до самого Мозамбика, раскинулись роскошные дворцы. Сезон скачек в самом разгаре, и все отели на Мерин Парейд, Приморском бульваре, заполнены престарелыми дамами в капорочках и старыми господами в белых панамах, нашептывающими друг другу последние сплетни: Мэри Оппенгеймер, дочь знаменитого миллиардера, приедет завтра в Дурбан, чтобы объявить о своей помолвке с богатым шотландцем, регбистом.

В Натале очень мало африканеров. За исключением большой индийской колонии (здесь проживает 80 % из шестисот тысяч индийцев, насчитывающихся в Южной Африке), местные жители в основном английского или французского происхождения, как, например, Морисье-ны, которые держат в своих руках чуть ли не всю сахарную промышленность.

Как только я приехала, меня взял на попечение чиновник из министерства информации, предоставивший в мое распоряжение какую-то девушку. Я намереваюсь как можно скорее избавиться от нее, чтобы попробовать повидаться с Лутули, который живет под надзором в резервате Гроутвилла, возле деревни Стенджер на границе с Зулулендом.

Хотя, надо сказать, сегодня ее присутствие ничуть мне не мешает, потому что в первую очередь я хочу нанести визит тому самому Боте, о котором все в один голос твердят, будто он представляет новые, восходящие силы Националистической партии.

Девушка в полном восторге от того, что ей предстоит сопровождать меня. «Если бы вы только знали, как он умен, как обаятелен», — не перестает она вздыхать всю дорогу.

Бота принял меня в доме, где помещается центр Националистической партии, секретарем которой он является в провинции Наталь. В настоящий момент партия начала широкую кампанию по «обольщению» Наталя, где до сих пор влияние ее было невелико.