Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан? (СИ)

Пристыковались мы за птичкой "Гроот Зимбабве", прямо перед грузовым шлюзом. Меня отправили его открывать, сами остались на борту. Что скажу: в первый раз выйти в открытый космос невероятно страшно. Окружающее тебя пространство не имеет никаких пределов. Это вам не небо, которое, бывает, можно руками потрогать. Это бездушная холодная чернота, абсолютно пустая, и от неё так же пусто становится в груди. Я зацепил карабин за скобу, оттолкнулся чуть-чуть, и улетел чёрт знает куда, чуть не расквасив иллюминатор о хвост второй птички. Возвращался, осторожно перебирая руками. Я не то, что резкое движение боялся сделать, я дышать боялся. Казалось, выпущу воздух и улечу в космос, как реактивная ракета.

Вернулся в исходный пункт, и ползком, по корпусу, добрался до крышки шлюза. С трудом нашёл нужный лючок, потому что на рисунке в инструкции и в реальной жизни они были совсем не похожи. Открыл, ожидая потока воздуха, как в кино, но ничего не произошло. Люк опустился и ушёл в сторону, я спустился вниз, и открыл внутреннюю переборку. Шлюзовать было нечего, внутри воздуха было не больше, чем снаружи.

Вниз уходили поручни трапа птички, перебирая по ним руками, я спустился до середины и застыл. Прямо под моими ногами простиралось море из человеческих голов. В лучах фонарей сверкали кристаллики льда в их волосах. Я зажмурился. Я просто не мог сдвинуться с места. Медленно, не открывая глаз я опустился на палубу и долго стоял не шевелясь, пока из динамика в скафандре Ван Ситтарт своим гнусавым голосом не осведомился, как обстановка на борту.

Я с большим трудом сдержал то, что хотел ответить и сказал:

— Я на верхней палубе, тут тысячи трупов. Пока больше ничего.

— Проверьте груз, механик. — Буркнул капитан и отключился.

Я открыл глаза. Прямо передо мной висел белобрысый пацан лет двенадцати с зажмуренными глазами и разинутым ртом. На лице панический ужас. Руки согнуты. Я сразу представил, как игла проткнула вену насквозь и меня передёрнуло, хотя это было полной ерундой на фоне того, что ему пришлось пережить. Я верил, надеялся, что они были без сознания, когда случился взрыв. Почему он очнулся? Ну не может Бог быть настолько жесток к тем, кто в него искренне верит. Так, как верят буры.

И тут я вспомнил этого пацана. Не смотря на искажённые страхом черты лица я его узнал. Его родители и старшие братья держали небольшую ферму неподалёку от дома Аниной семьи. Каждое утро он загружал трёхколёсный велосипед с проволочным коробом молоком, сливками, сыром и развозил по соседям. Он подъезжал к нашему с Аней домику и весело кричал:

— Мениер Мкртчян, доброе утро, ваше молоко приехало.

Он был нашим будильником. Господи, этот пацан, кажется, был единственным африканером, кто мог без запинки выговорить мою кошмарную для любого бура фамилию! А я даже не знаю, как его зовут… Говорила мне Аня, а я забыл.

Я тогда, позёвывая, выходил на крыльцо за бутылкой свежего молока, а он махал мне рукой, счастливо улыбаясь, и укатывал дальше по дороге. Загорелый до черноты, с рассаженными коленками, залитыми зелёнкой…

А сейчас голубовато-белый, с впавшим животом, с недоразвитым детским телом. Он уже не вырастет, не станет мужчиной, не встретит свою любовь. Меня накрыло.

Наверное, это было "панической атакой", о которой любят рассказывать в сериалах, я никогда этой модной психической болезнью не страдал. Я вцепился в поручни трапа и заорал так, будто хотел вывернуться наизнанку. Я кричал, запрокинув голову, чтобы воздух свободно и как можно быстрее выходил из лёгких с этим криком. Судорога сжала каждую мельчайшую мышцу моего тела. Если б в этот момент я мог, я б разнёс к чертям на мелкие клочки всю чёртову злобную и подлую родную планету за одну смерть этого бедного пацана. А ту мразь, которая запустила ракету по улетающему ковчегу, рвал бы на мелкие куски, упиваясь его болью и страхом. Я перестал быть человеком. Я хотел убивать.

Воздух вышел из лёгких, и я замолк.

— Механик, что с вами? Механик, ответьте капитану! — Бубнил обеспокоенный голос Ван Ситтарта в динамике. Наверное, уже не в первый раз, но теперь я его услышал. Услышал и послал. Матом. По-русски. Гендрик перевёл. Капитан, как обычно, с жабой во рту, процедил:

— Механик, извольте соблюдать субординацию. Доложите обстановку.

Я доложил.

— Спуститесь на нижнюю палубу и осмотрите груз. Жду вашего доклада.

Я шёл через лес из висящих на тросах мужчин, женщин детей, как сквозь бело-голубое мёртвое минное поле, стараясь никого не касаться. Прямо перед лестницей вниз женщина с длинными волосами обхватила за плечи девочку-подростка. Они перегородили мне путь. Я протянул руку, чтобы их расцепить, но не смог дотронуться. Тогда я осторожно подпрыгнул и взлетел над ними, руками оттолкнулся от потолка и понял, что лечу прямо на них. Попытался вывернуться, но всё равно задел рукой спину девочки. Беззвучно они рухнули вниз, врезались в палубу. Куски их тел великанской шрапнелью врезались в висящих рядом. Я бросил камень в это людское море и теперь смотрел, как расходятся круги.