Африканская книга

Река Окаванго берет начало в возвышенностях Анголы и, долго петляя по лабиринту каналов на границе между Анголой и Намибией, заканчивает свой путь в заболоченной дельте на северо-западе пустыни Калахари, где испаряется, так и не добравшись до океана. «Жизненный цикл» реки занимает от четырех до пяти месяцев. Если ангольские верховья наполняются в феврале-марте (сезон дождей), в Ботсвану вода поступает только к июлю. Этим объясняется тот странный факт, что полноводье в дельте Окаванго приходится на самый разгар сухого сезона. «Если бы не Окаванго, половина Ботсваны не дотянула бы до следующего дождя», — резюмирует Онтиретсе. О значении дождя для жителей южной части Африканского континента можно судить по названиям романов: «Слухи о дожде» (Андре Бринк), «В ожидании дождя» (Шейла Гордон), «Мы ждем дождя» (Чарльз Мунгоши), «Сезон дождей» (Жузе Агуалуза), «Когда собираются тучи» (Бесси Хед). Даже «пула», название ботсванской валюты, в переводе с языка тсвана означает «дождь», а название дробной единицы, «тхебе», переводится как «капля». Все зависит от дождя и уровня воды в Окаванго.

Верхняя часть дельты покрыта тростником, нижняя — колючим кустарником и пойменными лугами. Многие из участков суши посреди дельты — это просто огромные термитники, на которых растут деревья (в основном акации). Для передвижения по узким протокам используются лодки «мокоро», выдолбленные из цельного ствола дерева и управляемые с помощью шеста. «Ботсванская гондола», шутит Винни. Так и есть. Правда, в отличие от венецианских, местные гондольеры работают молча, никаких баркарол. Зато вечером у костра, когда от нашей бутылки «Джонни Уокера» останется всего несколько «тхебе», эти лодочники, повеселев, примутся развлекать нас песнями, плясками и даже загадками («What’s twice in a week and once in a year?»[385]). Но это будет потом, а пока мы плывем в утренней тишине, в зарослях тростника, между островами-термитниками под сенью высохших пальм и акаций. Убаюканный этим медленным пейзажем, ты задремываешь и уже не можешь различить: то ли где-то совсем рядом хрюкает бегемот, то ли сухие камышовые стебли скребут о дно лодки. На небе ни единого облачка. Это зима, сухой сезон. Где-то на самой кромке сна продолжают всплывать названия: «Сухой сезон» (Махамат Салех Харун), «Белый сухой сезон» (Андре Бринк), «Наступает засуха» (Чарльз Мунгоши). Птичий посвист и хрюканье бегемота сливаются в твоем сне в одну нескончаемую баркаролу.

Другое дело, когда управлять «мокоро» приходится самому. Тут не до сна. Мы с Аллой корячились часа два, крутились на месте, натыкались на пропеченные солнцем валуны, чуть не падали с лодки, но в конце концов с грехом пополам освоили технику. Чувствуя себя героями, проплыли небольшое расстояние и причалили к острову, где разбили лагерь. Поставили палатки, развели костер, как в старые добрые времена нашей юности. Сколько лет не ходил в поход… Но это не просто поход: вокруг — слоны, буйволы, и тут тебе не «сафари лодж», никаких заборов. Полог палатки необходимо держать застегнутым: здесь много скорпионов и змей. Ни тех ни других мы, слава богу, так и не увидели. Зато, едва мы успели разбить лагерь, из зарослей акации показался слон-одиночка. Винни и Онтиретсе с фотоаппаратами наперевес бросились встречать гостя, мы — следом за ними, и ликованию нашему не было конца, пока Онтиретсе не заметил, что слон, вообще говоря, идет прямо на нас.

Я: И что в таких случаях надо делать?

Онтиретсе: Откуда мне знать?

Я: Но ты же ботсванец!

Онтиретсе: По-твоему, все ботсванцы — дети природы и со слонами на «ты»?

Я: А разве нет? Ботсвана ведь родина слонов!

Алла: Родина слонов — Россия. А болгарский слон — друг русского слона.

Винни: Тише вы! Он уже совсем рядом…

Онтиретсе: Вообще-то мне как ботсванцу сейчас очень страшно. Слон-одиночка — это реально опасно.

Алла: Я так и знала, что ничем хорошим эти африканские походы не кончатся. Зачем ты меня потащил, а я, дура, как всегда, согласилась? Зачем я вообще вышла за тебя замуж?

Винни: Тише вы…

К счастью, в этот момент слон решил, что наши кособокие палатки его не интересуют, повернулся к нам задом и пошел восвояси. Отойдя на некоторое расстояние, он остановился возле термитника и стал вздымать хоботом клубы пыли. Издали казалось, будто слон дымит гигантской сигаретой.

Ближе к вечеру, гуляя по саванне с проводником из близлежащей деревни (после короткого собеседования на тсвана Онтиретсе заключил, что этому парню можно доверять), мы узнали, что слоны используют термитники в качестве подушек; что слоновий навоз хорошо горит и служит бушменам средством от комаров; что слоны, как и бабуины, любят пальмовое вино.