Нужно было срочно обзавестись подарками и сувенирами. Лариса затребовала всю свою месячную зарплату – 340 рублей, переведённую в динары и в сантимы. На машине шефа съездила в Аннабу, где без особых усилий приобрела красивые ткани, хрустальную посуду и сравнительно дешёвое золото. Подарки добавила к заранее купленным книгам и словарям – и получился внушительный неподъёмный багаж. Силами очумелых с похмелья мужчин она его всё-таки подняла и в целости и сохранности довезла до аэропорта. А оттуда серебристый лайнер за каких-нибудь пять часов доставил советских граждан вместе с заграничным добром в столицу нашей Родины город-герой Москву.
Выискивая жадным взором родное мамино лицо в толпе долготерпеливых встречающих, Лариса то тут, то там замечала обновлённые лица старых знакомых. Вот импозантный Иван Иваныч не сводит глаз с любимого отпрыска, а позади респектабельный Илья Борисович целует руку дражайшей половине. Чопорный Пётр Фомич многозначительно молчит в центре многочленного семейства, зато осанистый Андрей Владимирович без устали отвечает на бесконечные вопросы преданной жены.
«Здесь, в Москве, это совсем другие люди», – подумала Лариса, стирая в памяти устаревшие черты. «А ты сама? Посмотри на себя со стороны… если, конечно, сможешь», – уличил девушку внутренний цензор. «Я – совсем другое дело», – задрала подбородок уникальная особа.
«Ларочка, я здесь», – пересилил толпу неподражаемый мамин голос. Соскучившаяся дочь распознала голос – и через мгновение заключила в объятия неповторимые мамины плечи. Она уткнулась носом в мохеровую кофточку, пряча обильные слёзы, брызнувшие из переполненных глаз.
«Что с тобой, деточка?» – разволновалась мама, напуганная необычным поведением дочери. «Дома всё расскажу», – проговорила в кофточку безутешная девушка. Мама, конечно, справилась – утешила ранимое чадо и иссушила ручьи горючих слёз. После чего родственные души, доверив чемоданы носильщику и таксисту, помчались на другой конец города – домой, в свою добротную двухкомнатную квартиру.
«Отдохни с дороги, деточка», – участливо сказала мама. «Я не устала, – отказалась Лариса. – Лучше я поем и всё тебе расскажу». «Пойду соберу на стол, – захлопотала мама. – Я приготовила твои любимые пельмени и купила – знаешь, что? – обсыпные эклеры». «Ты накрывай, а я на чну разговор», – проявила решимость Лариса, вальяжно развалясь в обширном кресле – поближе к притягательной кухне. «Ты, главное, не волнуйся, – сказала встревоженная мама. – Всё плохое уже позади». «Почему люди так меняются за границей?» – спросила девушка у всезнающего близкого человека. «Люди – разные. Наверное, не все меняются, – заметила мама. – Но в принципе ты права. Думаю, сказывается эффект «железного занавеса». «И что же делать?» – доверчиво спросила дочь. «Вероятно, ломать никому не нужный «занавес». Но это, к сожалению, не в наших силах». «Ты чего-нибудь боишься в жизни?» – задала главный вопрос Лариса. «Боюсь тебя потерять», – не раздумывая, ответила любящая мама. Потом задумалась на минуту и добавила – глаза в глаза: «А ещё я боюсь высоты и страшных, лохматых собак… По-моему, больше ничего не боюсь… потому что страх превращает человека в раба». «Как ты думаешь, надо презирать религиозных людей?» «Смотря каких. Тех, кто кривит душой и подражает моде, я презираю; тем, кто глубоко заблуждается, сочувствую; а тех, кто насаждает религию, я ненавижу». «А как ты относишься к запретной любви?» «Ты же знаешь: я к любой любви отношусь очень хорошо, а к любовным интрижкам – очень плохо». «Не укладывается в голове: алжирцы называют нас «интервентами». «Что же делать, если они правы? Мы совершили большую ошибку. Как бы она не оказалась роковой». «Я не понимаю. Объясни, пожалуйста». «Не всё сразу. Сначала поешь», – наконец улыбнулась лучшая мама на свете.
Но её непостижимая дочь опять поступила по-своему и сладко заснула, свернувшись калачиком в любимом с детства вместительном кресле. Мама покрыла её пледом и за компанию прикорнула рядом на диван-кровати. Спящая девушка протянула к ней руки, но… нащупала шелковистые волосы Нуридина. «Que faites-vous là-bas?» [152] – отпрянула от призрака Лариса. «Je ne suis pas un fantôme, je suis un homme – ton protecteur» [153] , – самоотверженно произнёс стажёр. «Tu es arrivé à Moscou?» [154] – не поверила переводчица собственным ушам. «J’arrive. Crois-moi et attendsmoi» [155] , – воззвал к возлюбленной Нуридин.
«Ты долго собираешься дрыхнуть? Будильник тебя не разбудит. Я за него», – вякнул сварливый внутренний голос. Лариса приоткрыла глаза и по алжирской привычке обратила взор внутрь себя. «Никак не пойму: уже утро?» – потянулась заспанная девушка. «Уже день, – укорил соню внутренний голос. – Точнее: два часа с половиной. Если поторопишься, успеешь получить трудовую книжку». «Поверю на слово», – согласилась Лариса, сделала «велосипед» и внимательно осмотрелась. В квартире господствовала чистота. На блестящем журнальном столике лежала короткая записка: «Деточка, отдыхай или занимайся делами – на твоё усмотрение. Я отлучусь ненадолго». Девушка со смаком прочла благоуханное послание, быстро восстановила помятую во сне красоту – и, постукивая об асфальт деревянными сабо, заспешила в Центр профтехобучения молодёжи.
В тесном предбаннике научно-методического учреждения девушка слилась с группой томящихся ожиданием молодых людей. Когда глаза привыкли к полумраку, она начала различать неповторимые алжирские кожанки, облюбованные советскими работниками. Лариса наугад выбрала натуральную кожу, до пояса прикрытую натуральными волосами. Поработав локтями, она вплотную приблизилась к длинным волосам и, вытянув лебединую шею, попыталась заглянуть через плечо. Каково же было её удивление, когда в обернувшейся кожанке Лариса узнала… Власовку. «Почём нынче парики?» – поинтересовалась въедливая девушка. «Но-но, это мои собственные», – отвела напраслину Власовка. «Когда же они успели вырасти?» – ошарашенно спросила Лариса. «
Покинув Власовку, Лариса опять задвигала руками, прокладывая дорогу к родной алжирской кожанке. «Сим-сим, откройся», – с восточным акцентом пропела девушка и… встретилась взглядом со Светой из Куйбышева. «Сколько лет, сколько зим, – присвистнула москвичка. – Давно хотела спросить: почему ты прекратила переписку?» «Была вынуждена. Зоя Львовна выведала мой адрес и стала изводить пикантными подробностями вашей совместной жизни. Я решила не отвечать ни ей, ни тебе. Так спокойнее». – «Может быть. И что же это за пикантные подробности?» – «Стоит ли вспоминать? По-моему, я поступила правильно». «Бог нас рассудит», – с придыханием ответила Лариса и, потеряв интерес ко всем кожанкам, вместе взятым, заняла длинную полуживую очередь. Впрочем, через двадцать быстротечных минут хвост рассосался, и девушка с характерной самонадеянностью вошла в кабинет. «Ну что – понравилось в Алжире?» – задал дежурный вопрос прилизанный чиновничек, протягивая Ларисе аккуратно завёрнутую трудовую книжку. «Не очень», – ответила девушка, не вдаваясь в подробности. Чиновничек высоко поднял брови: «Ка-а-ак? Не понравилось за границей? А зарплата?» Вместо ответа девушка фыркнула, выхватила из скрюченных пальцев ценный документ и, неуважительно сунув его в карман, отправилась домой – к маме.
Дома всеми фибрами души она почувствовала покой и волю. Мама, поджав ноги, полулежала в излюбленном кресле и увлечённо всматривалась в экран «Электрона». Лариса примостилась поблизости – и тут же «заболела» волейболом. «Что это мы смотрим?» – отрывисто спросила азартная девушка. «Смотрим Олимпиаду, – подхватила фразу классическая мама. – Олимпийские игры, деточка. Ты разве забыла?» – «Ах, да. То-то я гляжу: на улице наших мало, а иностранцев – много». – «Ну, могло быть гораздо больше. Многие спортсмены не приехали». – «Это ещё почему?» – «Бойкотируют Олимпиаду… из-за Афганистана». – «Расскажи, пожалуйста, поподробнее». – «Ты же раньше не интересовалась политикой». – «После Алжира заинтересовалась». – «Тогда надо начинать издалека. Это долгий разговор. А пока запомни главное: мы – великая страна». – «Так мы – интервенты или не интервенты?» – «И да, и нет. В глазах мирового сообщества – к несчастью, да». – «А на самом деле?» – «На самом деле мы пошли навстречу афганскому руководству». – «Так это хорошо или плохо?» – «Я считаю, что это – большая ошибка».
Лариса совсем запуталась в политических хитросплетениях и живо заработала языком, нанизывая прямые вопросы. Вереницу вопросов прервал телефонный звонок. Лариса автоматически сняла трубку и без проблем узнала писклявый голос сокурсницы Изабеллы, для избранных – Изы или Белки. «Ну, как съездила?» – послышался писк на другом конце телефонного провода. «По-разному. Потом расскажу», – от души пообещала Лариса. «Для этого и для многого другого я приглашаю тебя в Ялту», – безапелляционно пропищала Изабелла. «Хорошо, поехали», – Лариса и не думала сопротивляться. «Выезд послезавтра. Билеты уже на руках. Даю один день на сборы», – пискнула напоследок Изабелла.
«Что-то я не припомню, чтобы Иза куда-нибудь тебя звала», – покачала головой мама. «Лиха беда начать. После Алжира я стала гранд-дамой», – похвасталась Лариса.
«В Ялте видали персон поважнее», – не упустил случай внутренний голос.