17
За покупками девушка проторённой дорогой двинулась в центр Москвы. Там было на удивление малолюдно – и на улицах, и в магазинах. По приезде в Союз Лариса впервые гуляла по столице. Кроме пустынной улицы Горького что-то ещё поражало воображение. Ах да! Парни и мужчины, которые всё же иногда попадались на её пути, не обращали на писаную красавицу никакого внимания. Это было даже несколько обидно. «Тут тебе не Алжир. Ты что – одна такая?» – подковырнул девушку внутренний голос. Назло Ларисе впереди шла яркая крашеная блондинка в американской джинсовке, красиво облегающей длинные ноги. «А у меня алжирский велюр, – убедительно ответила Лариса. – Что-то я такого ни у кого не вижу… Ну ладно – сбегаю за чеками и порыскаю по «Берёзкам». Встречный парень, наконец, направил на секс-бомбу прицельный взгляд, но… в нём не было сексуальной заинтересованности. «Какие-то они… бесчувственные, – пробрало амбициозную девушку. – Нет, это не Сиди-Аиш и даже не Рио-де-Жанейро».
Она начала с Елисеевского магазина и Филипповской булочной. Давным-давно Елисеевский не имел никакого отношения к Елисееву, а Филипповская – к Филиппову, но москвичи упрямо величали их на старинный лад, во многом благодаря модной книге «Москва и москвичи» незабвенного дяди Гиляя. Магазины радовали глаз обилием продуктов и товаров; впрочем, центр всегда был средоточием благ. «Почаще бы устраивали у нас Олимпиады, и мы бы тогда забыли про очереди», – предалась «маниловщине» книгочея.
«Смотри-ка, и здесь гречку продают, – нарушило размышления злое сопрано. – А говорят, у них нет гречневой крупы». «Ты подвержена пропаганде, мама», – осуждающе произнёс утробный бас. Лариса непроизвольно обернулась на голоса – и прямо перед собой увидела курчавую женщину средних лет и средних же лет приземистого мужчину, никак не годившегося в сыновья своей собеседнице. «Наверное, эмигранты, – с сочувствием подумала девушка. – Она хотя бы не похожа на приниженную алжирскую Анну». Вспомнила про дефицит времени, взяла ноги в руки и побежала на Пушкинскую улицу – покупать для Изы разнообразные конфеты: от помадки и «Мечты» до батончиков и «Мишки косолапого».
Несмотря на повсеместное отсутствие очередей, к вечеру Лариса валилась с ног от усталости и даже прошла мимо индийских благовоний, завезённых в Москву по случаю Олимпиады.
«А вдруг я опоздаю на поезд?» – изводила себя изнеможённая девушка и… чуть-чуть не опоздала. «А могла бы и опоздать», – всплакнула издёрганная толкотнёй Иза. «Главное: мы всё успели купить, – подбодрила приятельницу Лариса. – А зачем тебе столько конфет?» «Они предназначены для наших друзей», – по существу ответила Иза, основательно размещаясь на нижней полке. «Мы у них будем жить? Мы у них будем жить?» – надоедала Лариса, пока не добилась непредугаданного ответа:
«Ну что ты! Жить мы будем в Педучилище». «Почему в Педучилище?» – разведывала Лариса. «Почему, почему… по блату. Ты забыла, где работает мой отец? Предлагаю закруглиться и отдохнуть от суеты и беготни». «Давай отдохнём, – приняла предложение Лариса. – Тем более что в Педучилище покой нам будет только сниться».
К счастью, её опасения не оправдались: в учебном заведении стояла мёртвая тишина. Это объяснялось очень просто: во всём Педучилище было два живых человека – Иза и Лариса, которые вели себя тихо, как на кладбище. Остальные не умерли – они покинули здание на летний период. Раньше Лариса не подозревала, что в педучилище можно жить. Оказалось: легко и даже с комфортом. Девушки поселились в уютной комнатке с двумя кроватями и с открытой форточкой. «Может быть, закроем?» – зябко поёжилась Лариса, которая всегда была мерзлячкой. В ответ жестокая Иза раскрыла обе створки и… впоследствии не раз пожалела о своём поступке.
Через две ночи после прибытия девушек в Ялту произошла оказия, которая на некоторое время омрачила их безоблачное существование. Но пока гром не грянул, безбожницы креститься не собирались и были веселы, беззаботны и рискованно беспечны.