Агасфер. Вирусный транзит

Сагава напрасно тратил время: никто из его подчиненных не испытал угрызений совести. Вчерашние подростки, прибывшие в страшный отряд два-три года назад, уже вполне освоились со своими ужасными обязанностями. Нынче эти обязанности заключались в том, чтобы вскрывать трупы для извлечения легких, селезенки и других органов для изготовления препаратов, необходимых при проведении лабораторных исследований.

У молодежи не было никакого желания вникать в детали работы, и они выполняли ее привычным образом. Их раздражало лишь жужжание мух, привлеченных сюда запахом человеческих внутренностей. Иногда через стены хижин до молодых «мясников» доносились жалобные стоны умирающих, прерываемые выстрелами.

В зачумленной деревне убийцы провели не более часа, и у многих от нервного напряжения кружилась голова и подкашивались ноги. Увы, нервы были напряжены до предела не от сознания своего зверства, а из опасения неправильно вырезать человеческие внутренности и получить взбучку от лаборантов и микробиологов.

* * *

Вернувшись в тот день в расположение отряда, вольнонаемные узнали о разгроме японского гарнизона на острове Окинава. Это сообщение стало первым в череде других, рассказывающих о переломе в ходе боевых действий. Молодежь остро почувствовали, что война вступает в решающую фазу. Со дня на день ждали высадки американцев в Китае или на японских островах.

В это время в отряд вернулся вылетавший в Японию генерал Исии. Он немедленно собрал персонал и обратился к ним с проникновенной речью. Он говорил о несокрушимости Японии — страны богов, о возросшей роли отряда, призывал сотрудников и вольнонаемных верить в окончательную победу и отдать ей все свои силы.

* * *

9 августа 1945 года Советская армия развернула наступление против Квантунской армии в Маньчжурии и в Корее.

В этот день отряд пробудился от звуков, похожих на взрывы. Сотрудники в тревоге прислушивались и переглядывались. Было еще рано, и вскоре послышались беготня и крики: «Подъем! Подъем!» Молодежь быстро оделась в рабочую форму и вышла из помещения. Мимо пробежал один вольнонаемный и крикнул на ходу: «Советский Союз объявил нам войну!» Это было так неожиданно, что на мгновение все остолбенели, не смея поверить своим ушам. Никто и не предполагал, что этот зловещий момент наступит так скоро. Высыпавший на улицу персонал оживленно обсуждал только что полученное сообщение. Говорили, что на соседнем аэродроме был уже поднят красный флажок воздушной тревоги. Ревели сирены.

Разместившись на двух грузовиках, группа реагирования выехала за ворота и направилась к складам производственного отдела, где хранились фарфоровые бомбы. Часть их уже перевезли в котельную. Эти бомбы были заряжены бактериями и насекомыми, зараженными чумой. Бомбы начали было бросать в разведенные костры.

Вскоре у костров появилось отрядное начальство, и по указанию военного врача пустые корпуса бомб перед отправкой в огонь стали разбивать о каменную стену. Покончив с одной партией, сотрудники возвращались за другой — так было сделано несколько рейсов.

Каждая бомба весила около четырех килограммов. Работая под проливным дождем, отрядная молодежь промокла до нитки. Начальство все время твердило: разбивать тщательнее, чтобы не оставалось больших осколков. У стены вырастали холмики разбитого фарфора. Около полудня работа была закончена. Усталые вольнонаемные, трудившиеся с рассвета, мечтали просушить одежду в теплых казармах — однако руководство тут же нашло им новую работу. Вольнонаемным было приказано уничтожить трупы пленных из отрядной тюрьмы.

Двери центрального коридора тюремного корпуса, обычно закрытые, на этот раз были распахнуты настежь, и из них клубами валил дым. Коридор вел в секретную тюрьму, в которой содержались «бревна»[143]. Обычно доступ туда имели только тюремщики и высокое начальство отряда, но нынче коридор был впервые открыт большому количеству людей.

Оказавшись во внутреннем дворе, вольнонаемные увидели на южной стороне закрытую дверь, которую охраняло шестеро часовых, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками. Команду пропустили через эту дверь, и она за ними снова захлопнулась.

Отрядные убийцы за несколько лет чудовищной практики привыкли ко многому. Казалось, нет такого зверства, которым бы можно было их поразить. Однако, войдя в помещение тюрьмы, они остолбенели. «Что это — ад или бойня?» — мысленно спрашивал себя каждый при виде окровавленных трупов людей, сваленных грудами в коридорах и в камерах. Перекошенные в конвульсиях лица не оставляли сомнений в том, что жертвы умирали страшной смертью.

На новоприбывших заорали: нечего тут смотреть по сторонам! Работать! И в тюрьме закипела работа. Одни вытаскивали трупы за руки и за ноги из камер, другие подтаскивали тела к ямам во внутреннем дворе, третьи подносили нефть. В ямах пылал огонь, из них валил дым с отвратительным тошнотворным запахом. Одежда и лица работавших были перепачканы кровью и нефтью, а руки даже у тех, кто работал в перчатках, стали совершенно черными.