– Ладно, долетим! – решил он. – А когда передадим проклятый ящик на «Канзас», попросим флотских механиков поглядеть – что там и как. Винс, возьми синоптические карты и наложи на них наш маршрут так, чтобы мы не слишком забрались в «огород» к русским! Парни мне говорили, что на юге Сахалина у них зениток больше, чем немцы в свое время понатыкали в Нормандии.
Райан кивнул, разместил сложенную карту на откидном столике, и, вооружившись циркулем и линейкой, принялся за расчеты. Закончив, он передал карту командиру.
– После Хоккайдо меняй курс на один-восемь-ноль. Когда почувствуем тряску, поймем, что циклон по правому борту совсем рядом – и возвращайся на прежний курс. Придется идти по самому краешку, Арчи! Между русскими зенитками и фронтом циклона. Слушай, командир, а может, Башня Ниигаты даст нам коды опознания русских «свой-чужой»? Мы ведь все-таки союзники, черт побери!
– Если бы русские раздавали свои коды всем желающим, я бы получил их в нашем штабе, – мрачно покачал головой Лефтер. – Мне там внятно объяснили, что в принципе получить от русских разовые коды можно – однако согласование занимает чертову уйму времени. Как раз столько, чтобы «Канзас» успел пересечь половину Тихого океана. Так что не дрейфь, старина! Если русские начнут палить или поднимут свои истребители, я тут же делаю разворот вправо и уйду прямо в зубы циклону!
– И я вместе с тобой, – буркнул второй лейтенант, доставая портсигар. – Не возражаешь против вирджинского табачка, Арчи?
– При условии, что прежде ты займешься кофе, напарник. Электрическая кофеварка в камбузном ящичке, между кабиной и салоном…
Следующие полтора часа полета прошли в обменах короткими репликами между летчиками. Набрав рекомендованную высоту, Лефтер включил автопилот и снова углубился в синоптические карты, изредка поглядывая в иллюминатор. «Грумман» шел в нижней границе сплошной облачности, на высоте около 10 000 футов. В редких разрывах облаков внизу была видна всхолмленная земля, расчерченная прямоугольниками небольших полей. Пилоты обратили внимание, что по мере продвижения на север снежные пятна на земле становились все обширнее, сливались, а порой белое безжизненное пространство всплошную покрывало землю на много миль вокруг.
Определив в очередной раз свои координаты, Лефтер начал вызывать военного диспетчера Ниигаты. Земля откликнулась почти сразу, и диспетчер прежде всего потребовал от пилотов «груммана» опознать себя. Сверившись с полетным заданием, Лефтер поправил микрофон:
– Башня Ниигаты, я Джи-Два-Один, Дикий Гусь. Код опознания: Эйч-Четыре-Ноль-Четыре-Браво.
– Принято, Дикий Гусь, – после короткой паузы отозвался диспетчер. – Сообщите ваши координаты, скорость и курс…
Лефтер отрапортовал.
– Принято, Дикий Гусь, – диспетчер говорил, растягивая по-южному слова. – Сохраняя свой курс и прежнюю скорость, вы минут через двадцать пять окажетесь в русском воздушном пространстве. Ваши намерения?
Покосившись на второго пилота, Лефтер объяснил свое полетное задание и трудности, возникшие при его выполнении. То, что переговоры с диспетчером вполне могли быть перехвачены русской радиоразведкой, Лефтера ничуть не беспокоило. Скорее наоборот: пусть знают, что у него нет цели намеренно углубляться в чужое воздушное пространство.
– Принято, Дикий Гусь, – с явным сочувствием отозвалась Башня. – Чтобы обойти снежную бурю, вам нужно идти на север вдоль восточного побережья Сахалина не менее семидесяти миль. Удачи, Дикий Гусь!
Через тридцать пять минут кислота в латунном цилиндрике из-под сигары выполнила свое предназначение…
Лефтер отключил автопилот сразу после переговоров с Башней Ниигаты и снизился до восьми тысяч футов. На этой высоте разрывы в облачности попадались чаще, и командир от души надеялся, что визуальный контакт с землей позволит ему вовремя заметить враждебные действия, буде они начнутся. Он постарался подальше облететь острый мыс Анива и напряженно вглядывался вперед, стараясь определить вторую контрольную точку – мыс Тонино.
Привстав со своего правого кресла, Райан всматривался в очертания береговой линии восточного побережья Сахалина. Лефтера это немного раздражало, но он старался сдерживаться.
– Еще полгода назад все, что южнее пятидесятой параллели, было японским, – задумчиво проговорил Райан. – А в августе Советы за какие-то две недели сумели выкинуть их отсюда.
– Чему ты удивляешься, Винс? – хмыкнул Лефтер. – Они и дядюшку Адольфа довольно быстро выгнали до Берлина. И пошли бы дальше, если б не мы и британцы.
– А сейчас эта земля внизу – безжизненная белая пустыня, – словно не слыша его, продолжал вслух рассуждать Райан. – Погляди-ка, Арчи, сколько тут снега! А ведь чуть южнее, на Хоккайдо, снега гораздо меньше! Я уж не говорю о Хонсю, там по всему острову и одного снежка не собрать!
– Винс, сообрази-ка еще кофе! – Лефтер решил, что это наиболее безобидный способ прекратить заглядывание через плечо.
– Слушаюсь, босс!
Вернувшись в кабину пилотов через десять минут, Райан вручил командиру чашку кофе:
– Командир, а наши механики камбузную кофеварку проверяли?