– Да не я ставлю! – устало махнул рукой Краснощеков. – А недальновидные и неумные товарищи себя так ставят. Господин Винт решил помочь советской власти с «расшивкой» Транссиба, потратить немалые капиталы на оборудование двухпутки на одном участке. Действительно, с чего бы? Глядите на инициативу американцев шире, товарищ Волков! У этого коммерсанта возникли проблемы с профсоюзом, рабочие бастуют и требуют прибавки – кстати, между нами говоря, совершенно необоснованной! Но рабочих поддерживают местные власти, поддерживает Москва. Вот и получается, что для него «отхожий промысел» с двухпуткой – единственный шанс обратить на себя внимание столичных властей! По старорежимному говоря – желает выслужиться. В СНК про его инициативу уже известно, там «расшивка» Транссиба получила полное одобрение. И я в Москве непременно об этом буду говорить! Об этом, а также о том, что не к лицу советской власти играть с иностранными капиталистами в некрасивые игры. Я считаю, что нужно как-то воздействовать на профсоюз, чтобы они умерили свои требования! И работы на золотоносном участке возобновились бы! Я не прав, товарищ Волков?
– Не знаю, – упрямо набычился председатель. – Не знаю – я за советскую власть здесь кровь проливал. Мы в Америках не учились…
– А было бы нелишним! – неожиданно развеселился Краснощеков. – И для вас, и еще кое для кого – и здесь, и в Москве! Ладно, закроем пока дискуссию по политэкономии. Значит, говорите, на станции Половина место для четырех вагонов экспедиции найдется?
– Точно так, товарищ президент…
– Вот вам, господин Берг, и стоянка для вашей сцепки! – Краснощеков повернулся к Агасферу.
– Спасибо, господин президент. Остается найти локомотив, который дотащит нашу сцепку до этого участка.
– А чем вам мой эшелон в качестве тягловой силы не подходит? – прищурился Краснощеков и повернулся, высматривая на дебаркадере железнодорожное начальство. – Товарищ комендант, если не ошибаюсь? Распорядитесь, будьте добры, чтобы сцепка ученых была присоединена к нашему поезду!
– Нету пока свободных маневровых локомотивов, товарищ президент! – тоскливо отозвался комендант.
– Как это – нет? – наклонил к плечу голову Краснощеков и снова обернулся, ища кого-то глазами. – Не вижу управляющего делами Сибревкома[42]
товарища Брыкова! А-а, вот вы где! Товарищ комендант, еще раз объясните товарищу Брыкову – что именно вам мешает выполнить распоряжение президента ДВР? А мы в Москве Владимиру Ильичу и Феликсу Эдмундовичу всегда объясним – почему не вовремя приехали!Брыков, сверля глазами коменданта станции, шагнул вперед, но тот быстро сориентировался:
– Ничего нам не мешает, товарищ Краснощеков. Не подумавши брякнул – извиняйте! Сейчас найду маневровый локомотив, – сорвался с места комендант, однако был перехвачен Брыковым. Отступивший было в сторонку Агасфер только и услышал, как управделами Сибревкома, тряся несчастного коменданта за плечи, часто и со вкусом повторял слово «Саботаж!».
– Хорошо быть президентом, даже в краткосрочном «буфере», – невесело подмигнул Бергу Краснощеков и предложил прогуляться по дебаркадеру. – Вот такие дела, господин Берг! Боюсь, что это последняя услуга, которую я вам смог оказать!
– Возвращаться, значит, не планируете? Может, на повышение пойдете?
– Какое там, к чертям, повышение! – хохотнул Краснощеков. – Спасибо, если не расстреляют! В лучшем случае – найдут где-нибудь местечко подальше и поглубже… На вторых, так сказать, ролях!
– Позвольте! Но вы же, насколько мне известно, стояли у истоков революции в России, господин президент! Лично знаете товарища Ленина, работали с ним… Разве ваш «буфер» – не образец того, как можно и нужно работать в условиях советской власти?
– Нынешней России не нужны такие успешные образцы, – вздохнул Краснощеков. – Я везу в Москву прекрасно аргументированный доклад о том, что удалось сделать в ДВР и что будет сделано, если мне не будут мешать еще два-три года, но… Красный террор и маузер для несогласных с политикой партии и правительства – вот, по мнению некоторых, главные инструменты для построения в России развитого социализма! Знаете, сколько на меня ушло жалоб в Москву за два года моего президентства? Больше трех тысяч! И главное обвинение – в сепаратизме! Оказывается, все, что я сделал в ДВР, – это, дорогой господин Берг, не более и не менее, как «дешевый популизм и попытка дискредитации общей линии партии большевиков»! А вы говорите…
Помолчав, Краснощеков оглянулся, чтобы убедиться, что ушел достаточно далеко от сопровождающих и взял Берга под руку:
– Вы ведь русский, Берг, я чувствую это! Я чувствую в вас родственную, хоть и не еврейскую, душу. Как я вам завидую! Через несколько недель вы покинете эту обитель зла и будете спокойно доживать свои годы где-нибудь в спокойном Шанхае или Торонто…
– Но вы покинули сытую и благополучную Америку вполне добровольно, мистер президент! Позвольте спросить – зачем?