Агат Кристин: Кубок Стихий

– И все же, я не понимаю, к чему такое беспокойство, – произнес Константин, поправляя свою хламиду. – Ведь о существовании особорожденного мы с тобой узнали не теперь. Раньше о его судьбе ты так не волновался. И не беспокоил меня на ночь глядя.

– Азуру было видение, – не сразу ответил гость, глубже натянув капюшон, – о том, что ему угрожает смертельная опасность. Дословно, она видела его смерть.

– Она видела, от чего грозит ему смерть? – нахмурившись, уточник глава Ордена.

– В том-то и дело, что нет. Известно лишь, что произойдет это когда пересекутся две судьбы: его и Мастера-Корабела.

– Почему же ты лично не займешься его судьбой? – поинтересовался гроссмейстер Константин, снова сложив руки на груди – рукав рукава и блеснув в сторону гостя пристальным взглядом. – Мало кто, из ныне живущих, может сравниться с тобой в силе. Задачка как раз для тебя.

– Мне нужно разобраться с пророчеством, учитель, – гость повернулся к гроссмейстеру и почтительно склонил перед ним голову. – Я займусь особорожденным лично, но с другой стороны дела.

– Предсказания – наука не точная, примерно, то же самое, что и синоптики, – резонно заметил старый маг, взглянув в сторону долины. Его взор затуманился от нахлынувших воспоминаний, связанных со всем этим не простым делом. – Не беспокоишься ли ты больше положенного?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – качнул капюшоном гость. – Случись чего, опять ждать века пока родится следующий? Нужно разобраться с его родословной, а более того, как такое может быть, что его судьба и судьба его предка пересекутся.

– В любом случае, для нас большая удача самое его появление. Возможно, с его помощью, наконец-то нам удастся переломить судьбу Аранхейма. Обитель получит шанс на возрождение, – многозначительно произнес гроссмейстер, но оглянувшись, он увидел, что стоит в одиночестве. Ни в галерее, ни в замковом дворе позднего гостя цитадели не было и в помине, как будто и не стоял никогда.

Покачав головой, гроссмейстер Константин, запахнул поплотнее мантию от промозглого ветра, дувшего из долины и зашагал по галерее. По мере его приближения фонари, висевшие, по обеим сторонам зажигались сами собой, и так же сами по себе гасли, когда он удалялся.

* * *

В последнее время погода в столице стояла солнечная и от того в участке городской жандармерии, как и везде в городе было душно и жарко. От зноя страдали в равной степени, как служителя порядка, так и нарушители его. Вытерев рукавом пот, сержант обмакнул перо в чернила и, высунув язык, принялся старательно выводить строчки протокола:

«…Такого-то числа, от основания Аранхейма, за нарушение общественного порядка…» макнул перо в чернила и в скобках обозначил «драка» «…были задержаны – гражданин королевства Эролид граф Агат-Фредерик Александр Кристин де Валла и два иностранных гражданина – Сульфиус Зварач и второй назвавшийся Крампасом. У последнего документов, удостоверяющих личность, при себе не оказалось…»

Сержант снова занес перо над чернильницей, но в этот момент его отвлекли. Тот самый задержанный господин граф Кристин изволил буянить. Все еще не протрезвев, он, лежа на жестких нарах несколько раз ударил каблуком в решетку двери изолятора. Каблук не выдержал такого безжалостного обращения и отвалился.

– Эй, вы! – не успокоился на этом задержанный. – А ну быстро выпустили меня из этого обезьянника! Мой отец сам лорд Кристин, а брат мастер Малёк. Вы слышите меня?! Вы все пойдете к Тетке Гралне Куличики охранять, если вас, конечно, в жуков навозных не попревращают или еще чего похуже.

Другие арестованные, находящиеся в двух соседних таких же камерах, поддержали его дружным гулом и матерными комментариями в адрес законников. У этого контингента рожи были как у заправских уголовничков и они не упустили момент поразвлечься на свой лад. Они вовсе не были солидарны с юным дворянчиком-мажором, просто использовали лишнюю возможность попортить кровь столичной жандармерии.

Не собираясь этого терпеть, капрал подошел к решетчатой двери камеры и пару раз ударил дубинкой по прутьям.

– А ну, успокоились все! – пригрозил он. – Особо буйным, могу предложить карцер. Без оглядки на звание и титул.

Агат скорчил рожу, но буянить прекратил. В карцер, действительно могли засадить любого, хоть простолюдина, хоть дворянина, а там ни встать, ни лечь, ни сесть толком нельзя. Еще эта проклятая головная боль от выпитого. За, что только такая кара…

Откинув со лба слипшиеся от пота волосы, он потер лицо ладонями и сел на нарах, свесив руки между коленей. Молодому повесе было слегка за двадцать, одет он был в штаны, рубашку и жилетку по последней моде, но только все грязное, как если бы его светлость в канаве ночевал. Туфли были в еще более плачевном состоянии, один из них только, что лишился каблука.