Агатангел, или Синдром стерильности

— С тех пор, как нам сказали, что в нашу Китти вмонтированы специальные видеокамеры, и все, что она снимает, демонстрируют в специальном шоу на телевидении, мы как будто снова почувствовали себя молодоженами. Я никогда не думала, что это может так возбуждать — чувство, будто за тобой наблюдают в замочную скважину. Это помогло нам обоим избавиться от скованности в сексе, и мы наконец поговорили откровенно обо всех своих потаенных желаниях. Теперь в нашей сексуальной жизни все прекрасно, мы очень благодарны Китти и покупаем ей только ее любимый сорт крабовых палочек.

Тут Теобальд вдруг очень внимательно посмотрел на меня, а Агатангел на мгновение прекратил вытирать пыль. Я почувствовала, будто что-то должно меня насторожить, и машинально оглянулась, но Теобальд с Агатангелом сразу же вернулись к прежним занятиям. На экране показывали сексуальную сцену, разыгрываемую супругами Майер. Мощные габариты их тел не очень подходили для демонстрации в порно, а солидные жировые складки мешали одновременно засунуть пальцы в анальные отверстия друг друга, чтобы показать, насколько это возбуждает. Поэтому сначала господин Майер вставил палец в задницу жены, галантно давая ей возможность кончить первой, а потом уже она старалась угодить мужу.

— Хорошо, что крупным планом не показывают остатки говна, которое они потом выковыривают из-под ногтей, — не сдержалась я.

— Ну, почему, — начал Теобальд, но запнулся, когда ведущая сказала: — «…Это чрезвычайно важно. Наших мини-роботов можно кормить только крабовыми палочками. Вещества, содержащиеся в них, лучше всего усваиваются искусственными организмами, дают им возможность вырабатывать фекалии, чтобы создавать у хозяев полную иллюзию того, что у них есть настоящие домашние животные».

— Они намного умнее настоящих, — добавила фрау Майер, — моя Китти понимает все, что я ей говорю, более того, она следит за всем, что я делаю, и старается помогать мне по хозяйству. Уже научилась вытирать пыль и поливать цветы, собирает мелкий мусор по всему дому, и мы ее ужасно любим.

Довольное лицо госпожи Майер застыло в камере, а на экране появилась надпись «Wferbung».

— Вот так, Агатангел, ты и перестал быть оригинальной крысой. Оказывается, не только ты любишь крабовые палочки, — сказала я, выключая звук в телевизоре на время рекламной паузы.

Теобальд и Агатангел снова посмотрели на меня как-то странно, но я так и не поняла, что именно должно было меня насторожить, хотя каждый даже среднесведущий в детективном жанре читатель давно бы догадался, в чем дело.

— Какой ужас, — сказала я, когда на экране снова появились спасенные от сексуального кризиса супруги. — Это реальное телевидение сильно напоминает эксгибиционизм, не очень даже и прикрытый.

— Ты преувеличиваешь, — возразил Теобальд. — Вполне нормальное явление человеческой психики. Ну, даже если не совсем нормальное, то, по крайней мере, достаточно распространенное, чтобы перестать удивляться или негодовать. Если люди от чего-то прутся, значит, так должно быть.

Теобальд гордо посмотрел на меня, я должна была бы оценить сленговое «прутся», которое недавно появилось в его лексиконе. Но я была слишком возмущена, чтобы замечать такие лингвистические тонкости.

— Что нормального, если женщина стесняется назвать перед камерой свой возраст, но совсем не комплексует, когда куча людей видит ее обвислый обнаженный бюст и солидные отложения целлюлита на заднице?

— Это очередная игра цивилизации. Homo ludens развлекается все более примитивно. Хотя эта примитивность требует все больших технических усилий. Что такое, по-твоему, спорт? Такая же игра, к которой взрослые люди относятся не менее серьезно, чем дети к своим игрушкам. Однако никто не считает спорт примитивным.

— Кое-кто считает, — возразила я.

— Их меньшинство, а нормы и обычаи устанавливает большинство, хотя неизвестно, правильно ли это.

— Нет, нормы как раз устанавливает меньшинство, а большинство внимательно слушает их выступления с экранов телевизоров, а потом старательно исполняет то, что советует «элита нации».

— Ну, пусть так, но все равно реальное телевидение вскоре станет такой же нормой, как и все, что когда-то возмущало мещанское общество: изображение обнаженного тела в искусстве, употребление нецензурной лексики в литературе, переодевание женщин в мужскую одежду, гомосексуализм, аборт или искусственное оплодотворение.

— Но при чем тут все это? Я совсем не против разрушения табу в искусстве, но согласись, что обнаженные тела даже в изуродованных вариантах Эгона Шиле или Яна Саудека обладают эстетической ценностью, тогда как обзор интимной жизни некой семьи Майеров не только отвратителен, но и ужасно скучен. Даже им самим наедине скучно. Это утраченное время, но, к сожалению, совсем не в прустовском смысле.