Зоной ответственности, переправившейся на западный берег реки Булоло роты «D», являлся район Хрустального ручья. 6 февраля, в ходе прочесывания местности, ей удалось ликвидировать вражеское пулеметное гнездо. Однако легкой прогулки у Саши не получилось. Уже на следующий день австралийцы столкнулись с отчаянным сопротивлением. Казалось, по ним стреляют, чуть ли не из-за каждого дерева. Ранение получил даже командир роты капитан Макфарлейн. Его в 19.05 сменил капитан Скотт. А 8 февраля рота и вовсе попала в засаду, потеряв двенадцать человек.
Возможность поквитаться за товарищей представилась австралийцам через день. В 15.54 9 февраля они наткнулись на сильный опорный пункт противника. На сей раз, действуя грамотно и осмотрительно, рота, после тщательной разведки, обложила его со всех сторон и подвергла сокрушительному минометному обстрелу, после чего несколько добровольцев подкрались к вражеским позициям и дополнительно забросали их ещё и ручными гранатами. В число последних напросился и Саша. У него, ещё с прежних времен, сохранилась пара стоявших на вооружении KNIL «наступательных ручных гранат», производившихся на пиротехнической фабрике в Бандунге и обладавших скорее моральным, чем поражающим эффектом. «Сюда бы ещё родную лимоночку!» – ностальгировал китаец, выдергивая очередную чеку. Впрочем, и мощный минометный огонь, несомненно, сыграл свою роль. По окончании боя, австралийцы насчитали в окрестностях до тридцати вражеских трупов. Многие из них были разорваны в клочья или напрочь лишены одежды, в результате близких разрывов. Из-за чего впоследствии к району Хрустального ручья и приклеили выразительное название «бойня». Сама рота «D» потерь в том столкновении не имела.
Только теперь сопротивление японцев резко ослабло. Наблюдая за их поспешным отступлением, Саша в полной мере осознал подлинный смысл фразы «противник потрясен», красной нитью проходившей во многих военных наставлениях и имевшей в виду особое психологическое состояние, возникающее у разбитого врага. Действительно, если раньше японцы цеплялись буквально за каждую кочку и яростно контратаковали при всяком удобном случае, то сейчас практически беспрепятственно откатывались назад, оставляя многие выгодные в оборонительном отношении рубежи. Это уловило и командование австралийской армии, приказав резко ускорить темпы преследования. В поспешном отступлении отряда Окабе не последнюю роль сыграли причины и иного порядка. Многие из его подчиненных находились уже на грани физического истощения, поскольку большинство запасов продовольствия, как уже было выше сказано, поглотило море, а надежды раздобыть провизию в захваченном Вау окончательно провалились. Японцы и так поразительно долго продержались на голодном пайке. В отдельных случаях доходило даже до поедания трупов убитых товарищей, как ни мерзко это звучит.
10 февраля рота «D» была отведена в район аэродрома Вау на отдых. Последним же боевым заданием самого Саши стала помощь в переводе допроса четырех китайских кули, захваченных соседней ротой «B» в расположении бывшей штаб-квартиры отряда Окабе. Японцы использовали этих несчастных, в основном, в качестве носильщиков. Как ещё не съели! Видимо, берегли на совсем уж черный день. Китайцы, впервые досыта поевшие с момента вступления на землю Новой Гвинеи, говорили много и охотно. Но опять же только в пределах своего весьма ограниченного кругозора. Тем не менее полученные от них сведения, вкупе с показаниями пленных и изучением захваченных документов, позволили нарисовать достаточно ясную картину. Союзники убедились, что у японцев вплоть до самого побережья нет подготовленных промежуточных рубежей. А значит, можно смело приступать к планированию операции по освобождению и собственно Лаэ и Саламауа.
Однако Саша все это уже не застал, поскольку в тот же день вернулся на аэродром Вау, откуда, с пересадкой в Порт-Морсби, на попутном самолете, добрался, наконец, до Мерауке. И опять попал в очередную заварушку. Вечером 17 февраля он вместе с лейтенантом Баккером, отправился к расположенному на берегу моря наблюдательному посту № 1, в отличие от прочих занятому солдатами нидерландской армии. Возле него на якоре стоял голландский же моторный бот «Хармон», только накануне прибывший из лагеря Танах Мерах. Он-то и привлекал Баккера прежде всего. Забрав доставленные ботом последние разведывательные сводки и отчеты о настроениях, циркулирующих среди местного населения, лейтенант поспешил вернуться в город, а Саша решил заночевать на посту, составив компанию новой смене. И не зря.
В 1.33 18 февраля все были подняты на ноги зычным криком дежурного:
– Воздух!!!