В апреле 1942 года министр иностранных дел СССР Молотов составил досье из донесений разведки (преимущественно из Великобритании), где рассказывалось о новом супероружии, и передал его министру химической промышленности с указанием от Сталина определить дальнейший ход действий. По мнению ученых, Советскому Союзу следовало как можно скорее учредить собственную программу по производству атомной бомбы. К концу года КГБ распорядился об учреждении лаборатории по разработке урановой бомбы под руководством Игоря Курчатова, главного специалиста по ядерной физике в Ленинградском физико-техническом институте. В феврале 1943 года советские ученые-ядерщики вплотную приступили к поставленной задаче, которая отчасти уже была решена за них благодаря поступавшему от Клауса Фукса и Урсулы Кучински потоку секретных материалов.
Открытия в области ядерной науки попадали также в США – более законным и официальным, но не менее секретным способом. Еще в октябре 1941 года президент Рузвельт отправил Уинстону Черчиллю предложение о сотрудничестве в области ядерных исследований. Вступление Америки в войну двумя месяцами ранее придало этому сотрудничеству новый стимул. Однако очень скоро стало очевидно, что Америка выбивается в лидеры в гонке по созданию бомбы, и центр тяжести (и финансовых инвестиций) в исследованиях атомного оружия переместился по ту сторону Атлантики. Американский проект “Манхэттен”, где партнерами США выступали Британия и Канада, в дальнейшем поглотит “Тьюб эллойз”, в нем будет задействовано 130 000 человек и появится первая атомная бомба в мире.
Америка и Британия вместе работали над созданием бомбы с умопомрачительной для науки скоростью и в условиях абсолютной секретности. Ни одна из сторон не помогала другому своему основному союзнику, СССР, – и не ставила его в известность. Однако Москва все равно тайно получала эту помощь благодаря своим шпионам. Сталин не только знал о бомбе все, он также знал, что Британия и Америка ничего об этом не подозревают (а в разведке это на вес золота). И требовал еще больше подробностей от своих шпионов.
Осенью 1942 года Урсула, Лен и дети вновь переехали и поселились в доме, принадлежавшем одному из самых высокопоставленных лиц в судебной системе Великобритании, столпу английской еврейской общины, человеку, которого в последнюю очередь можно было заподозрить в том, что он приютил у себя на заднем дворе советскую шпионку. Судья Невилл Ласки, который недавно вышел на пенсию с поста председателя Совета британских евреев, жил в большом поместье в стиле регентства в Саммертауне, тенистом северном предместье Оксфорда. Ласки был непоколебимым патриотом. После Мюнхенского соглашения он заявил: “Превыше всего основной долг британских евреев – строгое и неукоснительное исполнение их гражданских обязанностей”. Брат Ласки Гарольд был политологом левых взглядов, профессором политологии в Лондонской школе экономики и другом Роберта Кучински. Невилл Ласки и его жена Фина, которую называли Сисси, услышав, что у Урсулы вот-вот истечет срок аренды в Кидлингтоне, предложили ей снять Придорожный коттедж, стоящий за особняком очаровательный четырехкомнатный каретник с винтовой лестницей и отдельным входом по адресу: Джордж-стрит, 50 (ныне Мидл-уэй). “Это был забавный старый домик, – писала Урсула, – с заросшим травой задним двориком и множеством старых сараев”.
В день переезда Урсула заглянула поздним утром к миссис Ласки: Сисси возлежала в постели “в кружевной сорочке и ела завтрак с серебряного подноса, как богачи в фильмах”. Несколько обескураженная представшим ее взгляду зрелищем, Урсула спросила у хозяйки разрешения “установить антенну, протянув провода от нашей крыши к одной из конюшен”. Миссис Ласки милостиво согласилась, даже не подозревая, что антенна понадобилась для каких-то иных целей, а не для “обыкновенного радиоприемника”. Мини-передатчик Урсула с Леном спрятали в нише стены в саду, прикрыв его поросшим мхом камнем.