Клаус Фукс был самым важным источником секретной информации для Урсулы, но не единственным. В течение года Сонина сеть разрослась по меньшей мере до десятка шпионов и превратилась в настоящий кладезь разведданных – военных, политических и научных. Мелита Норвуд кропотливо копировала все важные документы в Британской ассоциации по исследованию цветных металлов, игравшей все более значительную роль в ядерных исследованиях; Юрген и Роберт Кучински без устали добывали информацию и слухи; по меньшей мере раз в месяц свои донесения подавал Ганс Кале. В 1942 году Урсула завербовала нового агента-британца – сотрудника технического отдела Королевских ВВС, “жаждавшего предоставить СССР конструктивную помощь для борьбы с Гитлером” и снабжавшего ее подробностями в области авиастроения, например о пусковом механизме, позволявшем “Ланкастерам” сбрасывать тысячефунтовые бомбы. Урсула дала ему кодовое имя Джеймс. “Он снабжал нас точными сведениями о весе и габаритах, грузоподъемности, особых характеристиках, умудрившись даже раздобыть для меня копии чертежей машин, которые еще не летали”. Бывший сварщик, сочувствующий коммунизму, Джеймс отказывался брать деньги за предоставленные сведения и не считал себя “шпионом”, хотя, несомненно, им был.
Все эти разведданные нужно было укомплектовать в донесения, зашифровать и отправить в Москву. К концу 1942 года Урсула выходила на связь по два-три раза в неделю. Маленький Миша недоумевал, почему мама так часто спит днем: работа по ночам ее изматывала.
В начале войны была учреждена Служба радиоперехвата для выявления “нелегальных включений” в Великобритании. Изначально она предназначалась для разоблачения нацистских агентов, отправлявших донесения в Германию, но к 1943 году “прослушка” перехватывала также “значительные объемы связи с Россией”. Перехваченный шифр Морзе отправлялся в Блетчли-парк на дешифровку. В отличие от немцев с их уязвимым шифром “Энигма”, советская разведка пользовалась системой “одноразовых кодов”, которые считались неуязвимыми. Но даже если британская разведка не могла расшифровать советские радиопослания, она была решительно настроена положить им конец: где бы ни был перехвачен сигнал нелегального передатчика, прочесывать подозрительную местность отправлялись фургоны, оборудованные сложнейшими устройствами, позволяющими определить местоположение источника сигнала.
“Мы учитывали вероятность того, что однажды мой передатчик обнаружат”, – писала Урсула. По приказу Москвы они с Леном обучили нового радиста, “Тома”, механика на автозаводе “Коули”, чтобы он мог сменить их в случае чрезвычайной ситуации. Том был коммунистом, считавшим, что, оказывая содействие СССР, союзнику Британии, он вносит свой непосредственный вклад в борьбу с фашизмом.
Эту позицию разделяли в военной Британии многие, особенно в неформальных кругах сочувствующих коммунистам. Лен проявил себя талантливым вербовщиком. “В моем прошлом бойца интербригад были свои преимущества, – писал он. – Оно открывало двери в прогрессивные и либеральные круги. Антифашистские настроения населения лишь усилились после запугивающих бомбардировок Геринга, а бившийся с врагом один на один Советский Союз вызывал огромное восхищение, и это облегчало нашу задачу. Основную роль в налаживании контакта всегда играло внимательное изучение характера”. Одним из новобранцев был “старый знакомый”, воевавший вместе с ним в Испании. Урсула в дальнейшем пыталась скрыть личность этого человека, уклончиво называя его “химиком”.
Им, вероятно, был эксцентричный ученый-марксист Дж. Б. С. Холдейн, профессор биометрии в Университетском колледже Лондона, который трижды ездил в Испанию помогать республиканцам во время гражданской войны и там подружился с Леном Бертоном. В 1941 году Холдейн работал на сверхсекретной базе подводных исследований в Госпорте. “Помимо сведений о высадке танкового десанта, благодаря ему в наши руки попал важный инструмент, использовавшийся в радиолокационных устройствах”, – писала Урсула. Получив его, она помчалась в Лондон с кусочком мела в кармане. Через два дня “Сергей” ждал ее на условленном месте к западу от Оксфорда, куда Урсула привезла в корзине своего старого велосипеда важную деталь экспериментальной военной техники. Она писала: “В то время радиолокаторы были еще в новинку, и Центр был в них очень заинтересован”.
Дома Урсулу ждал лучезарный Лен и дети, которые не могли уснуть от возбуждения. Они попросили ее закрыть глаза и привели к моррисоновскому бомбоубежищу в саду: там, украшенный флажками, стоял новенький велосипед. Старый, по словам Лена, был “опасен для жизни и здоровья”, зато новый поможет добираться “до самых разных мест нелегальных встреч”. Лен не умел открыто выражать свои чувства. Урсулу несказанно растрогал этот подарок – символ любви и в то же время инструмент шпионажа.