В 1948 году она подала заявление на временную въездную визу в Берлин, получив ответ, что пока визу можно получить лишь для поездок по службе. У Юргена созрел новый план: в начале следующего года у него планировался визит в Чехословакию по научным делам, и он предложил встретиться там. Осиротевшей Урсуле не терпелось увидеться со старшим братом, поведать ему обо всех своих проблемах и получить “добрый совет”. Она прилетела в Прагу 18 января 1949 года. МИ-5 предупредила о ее планах руководителя местного бюро МИ-6: “Урсула Бертон принимала активное участие в шпионаже в Швейцарии во время войны… сообщите, если она привлечет ваше внимание в Чехословакии”. Встреча обернулась разочарованием. Юрген был слишком занят своими безотлагательными встречами и уделил сестре лишь один час. Он с головой ушел в дела. “Юрген никогда не находил времени для душевных излияний и проявлений чувств”. Ей следует вернуться в Берлин, настаивал он, но сперва заручиться одобрением Москвы. “Вряд ли ты сможешь остаться в Германии без согласия Центра”. Юрген по-прежнему любил указывать сестрам, что им следует делать. Нарушив правила разведки, Урсула написала письмо директору ГРУ, отметив, что уже два года не получала вестей от Центра, доложив о тайнике за первым перекрестком после железной дороги недалеко от Грейт-Роллрайта и попросив разрешения на поездку в Германию. Письмо она подписала именем Соня, положила его в конверт, адресованный военному атташе, и, убедившись, что за ней нет слежки, собственноручно доставила его в советское посольство в Праге. После этого она вернулась в Англию и стала ждать.
Линии фронта холодной войны с неотвратимой ясностью были начертаны 29 августа 1949 года, когда Советский Союз провел свое первое ядерное испытание на Семипалатинском полигоне в Казахстане. Американский самолет погодной разведки уловил в воздухе радиоактивные осадки, а 23 сентября президент Трумэн заявил: “У нас появились доказательства, что недавно в СССР был произведен атомный взрыв”. Советские физики-ядерщики достигли уникальных результатов благодаря шпионам, задействованным в проекте “Манхэттен”, и главным образом Клаусу Фуксу. Прочитав об испытаниях бомбы, Урсула ощутила прилив гордости. Советская бомба была практически копией американской. В США успешные испытания получили кодовое название “Джо-1” с шутливой отсылкой к Сталину, но разведсообщество было потрясено стремительным развитием советской программы разработки атомного оружия. По самым смелым оценкам ЦРУ, бомба должна была появиться у русских никак не раньше 1953 года; по оценкам МИ-6 – еще позже. В один момент предполагаемая атомная монополия Америки испарилась. Возросла важность ускорения разработок водородной бомбы. “Ястребы” в администрации США, и генерал ВВС США Кертис Лемей по прозвищу Старые Железные Портки в их числе, призывали нанести атомный удар по Советам, пока те не обзавелись собственной бомбой, чтобы обеспечить глобальную гегемонию Америки. Теперь же любая атака повлекла бы за собой столь же разрушительный ответ: наступила зыбкая, страшная эра “гарантии взаимного уничтожения”. Шпионы вроде Урсулы Бертон и Клауса Фукса утверждали, что оберегают военное равновесие, похищая ядерные секреты у одной стороны и передавая их другой. Они были убеждены, что гарантируют безопасность мира, укрепляя при этом коммунизм.
В МИ-5 дело Урсулы Бертон оставалось открытым. Раз в несколько месяцев происходило вялое обсуждение, не следует ли вновь отправить следователей в “Сосны”. “Урсулу Бертон нужно допросить заново, – писал полковник Джеймс Робертсон из отдела контрразведки. – На мой взгляд, подобных людей необходимо допрашивать неоднократно, пока не будет бесспорно установлено, что выудить из них больше ничего невозможно”. Но у Скардона не было никакого желания лишний раз себя утруждать: “Я тщательно обдумал возможность повторного допроса Урсулы Бертон […] в последнее время не возникло никаких сведений, позволяющих повысить результативность подобных усилий, а ввиду невозможности ожидания успешного исхода я не расположен возвращаться к данному вопросу”. Было достигнуто соглашение, что наилучшим решением в отношении миссис Бертон будет отсутствие каких бы то ни было действий: “Однажды ее уже допрашивали, но безуспешно, к тому же она очень крепкий орешек”.
Зима 1949 года выдалась на редкость морозной. Лен, слетев с мотоцикла, получил серьезный перелом ноги и руки. Врач сказал, что Бертон не сможет работать по меньшей мере восемь месяцев. Алюминиевый завод воспользовался шансом от него избавиться. Небольшое наследство, завещанное Урсуле отцом, было почти растрачено. Лен все глубже впадал в депрессию. Домашняя мышка Нины окоченела насмерть на подоконнике их дома. Водопровод лопнул. Урсула, озадаченная затянувшимся молчанием ГРУ и неуверенная в своем будущем, погрузилась в тоску: ее карьера в разведке тоже была заморожена.