Агент вождя

Крепкий молодой человек лихо развернулся и помчал по часовой стрелке вдоль высокого забора.

— При проведении данных мероприятий нам было оказано неоценимое содействие со стороны сотрудника центрального аппарата ГУГБ НКВД СССР товарища Пчелова, выполняющего секретное задание высшего руководства, — без заминки продолжил младший лейтенант Бурмистренко.

— Пчелов… Плечов… Голова кругом!

— Он, кстати, ранен.

— Кто?

— Наш столичный коллега.

— Кем?

— Одним из вражеских агентов, за которыми вы поручили вести наблюдение.

— Понял. Представьте мне героя.

— Слушаюсь… Товарищ лейтенант…

Василий огляделся по сторонам и беспомощно развёл руками:

— Его нигде нет.

— А как вы узнали, что он — сотрудник центрального аппарата?

— Стажёр Максимец нашёл под рясой соответствующее удостоверение установленного образца.

— Вы думаете, отправляясь на секретное задание, агенты непременно берут с собой ворох документов?

— Не знаю…

— Ну, давай его сюда.

— Кого?

— Не кого, а чего — удостоверение, мать твою так! — начал выходить из себя старший майор — с ним часто случались подобные перепады настроения.

— Я его вернул… Законному владельцу… По его же просьбе.

— Ой, чувствую, плачет по тебе трибунал, младший лейтенант!

— Но…

— Сдать оружие!

— Есть!

— Товарищ стажёр!

— Я!

— Примите клиента. И не спускайте с него глаз. До очередного распоряжения свыше.

— Слушаюсь.

— Отвечать надо строго по Уставу или вам, как стажёру, это не известно?

— Есть, товарищ нарком!

— Вот так будет правильно…

* * *

Руки Плечова были туго стянуты за спиной крепкой бечёвкой. Размокнув, она въелась в тело, но внешне Яра никак не выказывал своих физических страданий. Напротив — выглядел бодрым, уверенным, спокойным; больше беспокоился не о собственной шкуре, а о судьбе профессора.

Конечно же нарком мог мгновенно избавить его от изнуряющей боли, но не спешил, ибо был прекрасно осведомлён о недюжинных способностях Ярослава в деле самозащиты без оружия.

Руки связаны? Так ведь разговору по душам это не помеха…

— И как ты умудрился оказаться в такой позе, а, орёл?

— О чём вы?

— Как дался себя связать? Ведь мог запросто отметелить их всех! (Он прекрасно помнил, как на одной из тренировок, больше походившей на мастер-класс, Плечов легко уклонялся от лихих атак трёх лучших бойцов белорусского НКВД, а затем, по кивку его подбородка, надолго уложил лихих чекистов на пол).

— А я имел такое право? — скривил рот в ухмылке пленник.

— Нет. Сопротивление властям — уголовно наказуемое преступление.

— Вот видите. А говорите…

— Признаюсь честно: это единственное обстоятельство, заставляющее меня усомниться в том, что ты вражеский лазутчик.

— Как профессиональный философ, всячески одобряю ход ваших мыслей.

— Остальное свидетельствует против тебя.

— Ничего. Время, как говорится, расставит все точки над «i»…

— Согласен.

— Как отец?

— Имеешь в виду профессора?

— Да.

— Плохо. Ему оказали первую медицинскую помощь, но её явно недостаточно.

— Распорядитесь поместить Фёдора Алексеевича в больницу и обеспечьте квалифицированный круглосуточный уход за ним.

— Ты мне приказываешь?

— Да.

— Терпеть ненавижу такого обращения.

— Вы мне всё-таки должны. Два раза.

— Уже один…

— Товарищ нарком, разрешите доложить? — это на крыльцо подсобного помещения, под навесом которого протекала описываемая беседа, явился сержант Коваленко, по приказу Бурмистренко обследовавший окрестности.

— Валяй…

— Бальбузы нигде нет.

— Значит, рассматриваем два варианта. Первый — лейтенант мёртв, второй — он пособник этого вездесущего попа… Как же его?

— Пчоловского! — подсказал Яра.

— Вы, товарищ сержант, первым делом передайте указание моему водителю: немедленно доставить раненого профессора в больницу.

— Слушаюсь.

— Сами тоже поезжайте с ними. Сначала поместите Фролушкина в отдельную палату — как-никак всемирная знаменитость, затем вернётесь в отделение за подкреплением и ещё раз прочешете окружающую территорию. По окончании — доложите мне лично.

— Есть!

— Кстати, как тебя мамка величает?

— Колькой… — лицо сержанта покрылось густым румянцем, но в кромешной тьме этого, естественно, никто не заметил.

— Свободен, Николай. Повторяю: справишься — сразу доложишь.

— Есть!

Сержант вернулся буквально через минуту.

— Товарищ нарком…

— Ну?..

— Там какой-то юродивый привязался к профессору и не хочет отходить от него ни на шаг.

— Гоните его на хрен! Хотя нет. Возьмите с собой. Всё-таки родной сын…

— А теперь продолжим нашу интеллигентскую беседу, — поворачивая лицо к молодому учёному, миролюбиво предложил Цанава, когда Коваленко полностью «растворился» в темноте.

— Давайте… — грустно вздохнул Яра.

— Первым делом расскажи о своём видении событий. Может, сообща мы сможем развеять туман вокруг этой нехорошей истории?

— Как вы помните, мы с профессором заполучили копию рисунка, по всей вероятности, принадлежащего кисти полковника российской Императорской армии…

— Чёрт, опять запамятовал его фамилию — такого раньше со мной никогда не случалось.

— Всему свой срок! — не упустил возможности «ущипнуть» наркома Ярослав Плечов, но тот пропустил его реплику мимо ушей.

— … В голове почему-то вертится лишь старая, как мир, скороговорка.