Агентство БАМС

— Знаете, Петр Иванович, думается мне, что барон Балязин в этом деле ну совершенно не к месту. Достаточно вспомнить, с какой прытью скрылся от нас душегубец в тот вечер, когда мы с вами были в «Ночной розе», — сказав это, Оболенская весьма некстати вспомнила мимолетный поцелуй, коим одарил ее тогда Шульц, но тут же прогнала от себя эту крайне неуместную картину, надеясь, что лицо ее не выдало того, о чем она подумала на совсем краткий миг. — Подумайте сами: столь грузный человек никак не способен бегать столь быстро. Если только у него не имеется какого-нибудь сообщника, — добавила Настасья Павловна раздумчиво, про себя невольно отметив то, что подтянутый граф Ковалевский как раз весьма вероятно мог бы быть тем, кто способен исчезнуть из поля зрения во мгновение ока. — Да и скажу я вам, Кешенька, судя по беседе с супругой его Гликерией Константиновной, бедному барону времени только на то и остается, что удовлетворять капризы своей баронессы, коих возникает примерно сказать с десяток в минуту. И хоть с виду она дама хрупкая, кроется под этим личность столь твердая, что господину Балязину можно только посочувствовать, — заключила Оболенская и, разгладив на платье несуществующие складки, произнесла осторожно:

— И почему только вы с дядюшкой столь уверены, что покуситель решил выставить себя на всеобщее обозрение, купивши билет на самую малочисленную палубу? Признаться, никак не могу взять этого в толк, — Настасья пожала плечами, задав мучивший ее вопрос, и тут же осеклась, рассудив, что и без того, пожалуй, сказала слишком многое. Чего доброго, Петр Иванович решит, что не такая уж она и глупая, как пыталась то показать за обедом. Только вот незадача: Оболенской отчего-то все же очень не хотелось, чтобы он ее таковой считал.

Чем ближе подходило время ужина, тем смурнее становился Шульц. Из головы его не шли слова, что сказала ему Оболенская. Право слово, что же сподвигло Аниса Виссарионовича быть уверенным в том, что убивец займет одну из кают на верхней палубе? И в ком из тех, кто изволил соседствовать с четою Вознесенских, можно было заподозрить покусителя? По всему выходило, что среди пассажиров верхней палубы никого, хоть мало-мальски походившего на странного человека, не было. Разве что являлся он исполнителем чьей-то воли. Кого-то могущественного, кто стоял за покушениями на царский дом.

Сии мысли преследовали Петра Ивановича все то время, что они с Оболенской дожидались ужина, но делиться с Настасьей Павловной ими он не спешил. Чего доброго, выставил бы пред нею себя человеком, на которого Фучик положился зазря. А подобного Шульц допустить не мог.

Едва сумерки стали окрашивать небо в темные тона, Петр Иванович решился на то, на что бы при других обстоятельствах не решился вовсе. Всему виной был излишний романтизм, в котором пребывал лейб-квор с тех самых пор, как в совершенно благостном настроении покинул кают-компанию после обеда. Да и мысли о женитьбе на Оболенской и совместно выращенном ранете не давали Петру Ивановичу никакого покоя.

Аккурат перед тем, как отправляться на ужин, где должно было нынче же даваться феерическое представление, он все-таки решился. Зайдя в каюту, где дожидалась его возвращения с рекогносцировки Настасья Павловна, проговорил быстро, будто боялся передумать:

— Сударыня, прошу вас составить мне компанию в прогулке по палубе дирижабля, — обратился он к Оболенской. Покачавшись с пятки на носок, притом не глядя на Настасью Павловну, Петр Иванович добавил решительным тоном: — Нам есть, что с вами обсудить.

Оболенская поднялась с постели, на которой сидела, сложив руки перед собой на коленях, прошествовала мимо Шульца с царственным видом, чем окончательно сбила последнего с толку, заставив всего на мгновение передумать и возжелать отступить от своего первоначального плана. Но все же, мысленно обругав себя за недостойные военного человека мысли, Петр Иванович проследил взглядом за вышедшей из каюты Оболенской, и тут же присоединился к ней, ловко приноравливаясь к ее легкому шагу.

— Вечер нынче удивительно хорош! — воскликнул Шульц, бросая на тонкий профиль идущей подле него женщины быстрые взгляды, но тут же отворачиваясь и переводя взор на горизонт, состоящий из посеребренных луною облаков и мрачного неба.

— Соглашусь с вами, Петр Иванович, — ответствовала спокойно Настасья Павловна.

Шульц вновь покосился на нее, заложил руки за спину, понимая, что они вот-вот зайдут на второй круг.