— Замолчи! Она… страшная. Ты видел глаза? Она может быть не человек. Сейчас всё неправильно. Сехмет гневается. Урожай горит… Вокруг злые духи. Бабушка не видит, но знает. Она знает! Когда Сехмет гневается, она посылает к нам злых мёртвых! Бабушка говорит, царевна в опасности. Рядом с ней девушка из того мира! Девушка без Ка…
— Она потеряла Ка?
— Надо помочь… найти.
— Эта женщина тоже чужая… В ней много силы и нет страха. Женщина не может быть такая. Она посланница Сехмет! Она тоже…
— Тихо, Рени, она может услышать… Мы её не видим, не слышим, и она нас не трогает…
Пробираясь сквозь тростниковые заросли, я вспоминала египетскую мифологию. Львиноголовую Сехмет считали грозной богиней, которая могла наслать на людей злых демонов, а также мёртвых, не нашедших покоя. В последнее время здесь что-то не так, и люди, восприимчивые к тонким материям, это чувствуют.
Метров через двести заросли стали реже, и спутники мои прибавили шагу. Я обнаружила, что ступаю уже не по земле, а по каменным плитам, сквозь которые пробивается трава. Это были руины древнего святилища: широкий двор, окружённый полуразрушенными стенами из песчаника, в центре мощный четырёхгранный столб с отбитым верхом, а перед ним жертвенник. Внимание моё сразу привлекла прислонённая к жертвеннику каменная плита с рельефными фигурами человека и льва. Возможно, когда-то эта плита являлась частью столба-обелиска. А тем, кто был на ней изображён, поклонялись. Нет, им и сейчас поклоняются. На жертвеннике лежали лотосы — как старые, увядшие, так и только что срезанные. Я вспомнила, какую божественную пару изображали в виде человека и львицы: Шу и Тефнут. Причём Тефнут в некоторых районах Египта отождествляли с Сехмет и тоже называли Око Ра. Иногда обоих близнецов изображали в обличье львов. Шу и Тефнут… Один из этой пары олицетворял вчерашний день, а другой — сегодняшний. Боги Вчера и Сегодня. Властители времени…
— Вон они!
— Плывут!
Я посмотрела туда же, куда смотрели мои спутники, которые все как один взобрались на остатки стен. Сразу за святилищем берег круто спускался к реке. Этот канал не только опоясывал город-крепость. Как минимум один из его рукавов протекал внутри города.
Картина, открывшаяся моему взору, была мне хорошо знакома. Среди розовато-белых лотосов скользила лёгкая лодка, в которой сидели две девушки. Одна из них, с рыжеватыми волосами, держала на коленях кошку. А кошка смотрела на вторую девушку, чьи волосы, более светлые, чем у спутницы, сияли в лучах солнца чистым золотом. Диана! Девушка, притягивающая к себе солнечные лучи. Моё маленькое солнце. Я иду на этот свет сквозь века и тысячелетия и, видимо, не остановлюсь, даже если моя златовласка и впрямь окажется одним из тех демонов, которые посылает Сехмет.
Эта картина очень походила на стенную роспись в гробнице, но пейзаж был другой. Мастер, расписавший усыпальницу, изобразил лодку с принцессами на фоне дворцового комплекса. Видимо, таково было требование его царственных заказчиков — нарисовать их город-крепость. Их земную обитель. К тому же в той картине, что я видела сейчас, было больше фигур. Впереди и позади красавиц плыли лодки с вооружёнными воинами. Ещё бы! Разве царственные особы гуляют в одиночестве? Меня удивило отсутствие в лодке с девушками гребца. Потом я поняла, что их лодку тянет на буксире та, что плывёт впереди.
Полюбоваться этим зрелищем я не успела. Хорошо хоть, успела предупредить своих спутников об опасности ещё до того, как толком поняла, что происходит. Время — материя, которую невозможно пощупать, но я чувствую её так, что, когда её рвут или сминают, меня словно против шерсти гладят.
— Брысь отсюда! — заорала я. — Живее!