Интересно, как тут общается Диана? У неё такой же переводчик или она знает здешний язык? Я бы уже ничему не удивилась. Я даже не удивилась, обнаружив, что она меня видит. Теперь солнце сосредоточилось на позолоченной статуе богини-кошки. Моя прекрасная жрица отошла в тень, но её тонкая фигурка в облегающем белом платье всё равно казалась ожившим лучом света, который просто сам пожелал сиять не так ярко. Волнистые волосы перехвачены вокруг головы расшитой бисером лентой и свободно спадают на плечи, на шее золотое ожерелье, на правой руке браслет из металла, более светлого, чем золото, — скорее всего, из электрума. Ещё больше меня заинтересовали её крошечные серёжки в виде кошачьих голов. По цвету они напоминали медь, хотя я знала — это не медь. Что это за металл? В голубоватом сумраке святилища, мерцающего лазуритовой отделкой и позолотой, Диана казалась просто нереально прекрасной. Неудивительно, что юноша смотрел на неё с таким благоговением.
Итак, она меня видела. С полминуты она на меня смотрела, потом быстрым шагом покинула зал, пересекла храмовый двор и выскользнула за ворота. Сказав пару слов почтительно склонившимся перед ней воинам, она чуть ли не бегом двинулась по улице. Так вот кого ждала эта нарядная повозка. Диана явно старалась смешаться с толпой, но мне ничего не стоило держаться к ней так близко, что в полном тайминге я бы, наверное, наступала ей на пятки. Я преследовала её до тех пор, пока мы не оказались на одной из тех невзрачных улиц, где жили бедняки. Вот тут-то она от меня и ускользнула. Свернула за какой-то дом и исчезла. Не спряталась, а именно исчезла. Она могла исчезнуть в любой момент, но не хотела делать это так, чтобы заметили прохожие. Я знала: причина её способности к телепортации в фокусе с картиной. Царевна-лягушка сбросила кожу, мешающую ей летать сквозь время и пространство. Ну и куда же она отправилась, эта лягушка-путешественница? Обратно в свой деламарский замок, в здешний дворец или куда-то ещё?
Я чувствовала, что больше не могу оставаться в неполном тайминге. Он даёт возможность быстро преодолевать любые преграды и оставаться невидимой, но за эти удобства приходится платить. На неполный тайминг сил тратишь больше, чем на полный.
Перед тем как полностью материализоваться в этом мире, я присмотрела в одном дворике полотняное платье, которое сушилось на горячем гладком камне. Оглядевшись, стащила чужую одежду и перемахнула через каменную изгородь, отделяющую этот двор от соседского сада. Тут явно жил хозяин побогаче. В саду имелся водоём, достаточно чистый, чтобы я смогла полюбоваться на своё отражение, когда переоделась. Терпеть не могу платья, тем более узкие и облегающие. К счастью, его хозяйка была не худее меня, хотя, конечно же, меньше ростом. К счастью, мои чёрные волосы, подстриженные так, что едва закрывали шею, напоминали здешние женские причёски. Во всяком случае простолюдинки и прислуга Древнего Царства довольно часто носили такие стрижки. К счастью, я недавно неплохо загорела, так что не казалась тут слишком бледной. Пожалуй, единственным несчастьем в ситуации с прикидом были мои сандалии, слишком уж непохожие на здешнюю обувь. Ну и ладно. Решат, что купила у каких-нибудь купцов-чужеземцев.
Солнце уже давно перевалило за полдень, так что жара была терпимой. Тем не менее я чувствовала такую усталость, как будто тащила на себе каменную плиту. Как будто все эти века, которые я чудесным образом преодолела, давили на меня своей тяжестью. А злое белое солнце слепило мне глаза, мешая смотреть на этот мир. Око Ра, великая львица Сехмет, страшная в гневе и готовая спалить каждого, кто нарушает законы, установленные её отцом.
"Великие боги Египта, помогите мне найти её. Помогите мне спасти её и вернуться домой…"
Грязные полуголые дети носились по пыльной улице, что-то крича друг другу. Их голоса, как и пение той речной птицы, приводили меня в смятение. Давно умолкнувшие голоса прошлого… Я не должна их слышать. Я не должна вмешиваться в происходящее, ибо каждый мой неосторожный шаг способен переписать историю. Но дело в том, что кто-то её уже переписал или пытается это сделать, так что теперь я не могу быть тут всего лишь пассивным наблюдателем.