Как видим, многие стихи А. Барто носят не только остро сатирический, но и явно публицистический характер — в них поднимаются вопросы воспитания «настоящего человека» и изобличается все то, что стоит на пути к решению этой задачи; так же, как и многие наши публицисты (а подчас почти теми же самыми средствами), поэтесса раскрывает широту и значение основ нашей жизни, устремлений народа, а вместе с тем показывает, каким нищим, жалким, ограниченным становится внутренний мир того человека (маленького или взрослого!), который замкнулся в узких пределах своих собственных желаний, стремлений, интересов, не хочет вмешиваться в дела и течение окружающей его жизни, а то и попросту боится ее (подобно известному Ивану Петровичу из старых стихов А. Барто).
Чем же вызвано появление и укрепление публицистической (и сатирической) ноты и темы в стихах А. Барто?
Во многом, надо полагать, тем, что ни одному малолетнему читателю не придет в голову обратиться к произведениям чисто публицистического жанра, который, как правило, и не приспособлен для детского восприятия. А вот «публицистические» стихи А. Барто он воспримет глубоко и заинтересованно, ибо в них «публицистика» словно бы спрятана, растворена в занятном сюжете, лукавой улыбке, остром слове, мастерски слаженном и играющем стихе.
Все, что происходит в стихотворениях, где рассказаны сотни занятных, веселых, а порою и грустных историй, поэтесса подытоживает точно и выразительно:
А забавная история о пионере-горнисте, который, после того как просигналил подъем, сам завалился спать и так захрапел, что разбудил чуть ли не всю округу, завершается открытым наставлением:
И такого рода «наставления», чуждые навязчивости, сухости, нарочитой дидактики, словно бы сами собою рождающиеся по ходу и в итоге повествования, складываются в стихах А. Барто в целый кодекс морали, поведения, образа жизни, что и определяет крайне характерные черты ее творчества.
Эти и многие другие сентенции, высказанные по самым разнообразным поводам и в различной обстановке, не порывая связи с вызвавшими их к жизни конкретными обстоятельствами, вместе с тем обретают и гораздо более широкое значение, воспринимаются как та школа жизни, чьи уроки запоминаются надолго, воздействуют на внутренний мир того читателя, который хоть единожды прислушается к ним, отзовется на их призыв. Так возникают заключения, афоризмы, те сжатые положения, которые могли бы стать, а зачастую и становятся присловием, пословицами и поговорками нашей детворы.
Для А. Барто нет никаких сомнений в том, что многие позднейшие искривления в психологии человека, те болезненные процессы, в результате которых он обращается в мещанина и стяжателя, не творца, а «потребителя», подчас зарождаются в очень раннем возрасте,— если то доброе и плодотворное, что было в нем, приглушено дурным воспитанием (в самом широком смысле этого слова). В этих условиях дурное разрастается, стремится заглушить и вытеснить все остальное в душе ребенка, захватить над ним неограниченную власть. Жажда вовремя разглядеть и уничтожить их, не дать им укрепиться и разрастись в детской душе и определяет боевой, наступательный дух сатиры А. Барто, ее прицельность, ершистость, занозистость, ее разящую силу.