Агония Хана

- Ты думаешь, я попробовал ее крови? Или думаешь, я занимался с ней сексом? Что больше тебя злит? А, Марианна? Или то и другое? На что я, по-твоему, способен?

- На все! – всхлипнула я и распахнула глаза, - Ты способен на все! Что ты с ней сделал, Николас? Она жива?

Он расхохотался, громко и оскорбительно, мне захотелось закрыть уши руками и не слышать этого смеха.

- А как ты думаешь? – зловеще спросил Николас и перестал смеяться, он склонился ко мне, его животная энергия парализовывала, - Как ты думаешь, она жива?

У меня внутри все похолодело. Над верхней губой выступили капельки пота.

- О боже, - простонала я, - Ты… господи, неужели ты убил ее?

Перед глазами возникла жуткая картина, как его призраки в черных плащах выносят из дома мертвую обнаженную девушку. Николас прошел мимо меня, налил виски в бокал и сделал глоток.

- Пока нет. Я еще не решил, как поступлю с ней.

В уголках его губ спряталась улыбка, а мне захотелось закричать от ужаса.

- Отпусти ее. Она очень молоденькая. Зачем ты так? В чем она могла провиниться, она почти ребенок?

Николас прищурился и внимательно посмотрел на меня:

- Ребенок? Ей семнадцать, ты была всего на год старше, когда я познал тебя. О, ты была отнюдь не ребенком. Очень горячая, податливая… Отпустить? Чего ради?

Мною овладело отчаяние, я должна была что-то сделать. Убедить его, что-то сказать. От одной мысли, что он мог делать с этой девочкой, у меня кровь стыла в жилах.

- Ради… не знаю. Скажи, ради чего ты мог бы сжалиться над ней.

- О, это гораздо интересней. Я люблю ставки. Высокие ставки. Как интересно ты сказала – сжалиться? А тебе не приходило в голову, что, возможно, ей хорошо? И она кричит от наслаждения, когда я прикасаюсь к ней? Когда пью ее кровь в момент неистового оргазма… об этом ты думала, Марианна?

Он обошел вокруг меня, а я закусила губу и едва сдерживалась, чтобы не броситься прочь из спальни. Вместо дикого ужаса я вдруг резко почувствовала, как меня, словно паутиной, опутывает его дьявольское обаяние, сексуальный магнетизм, власть этого голоса.

- Ради чего? Например, ради того, чтобы ты заняла ее место. Я голодал долгих четыре месяца без ласки, без женского тела, без секса.

Ник остановился позади меня и убрал волосы с моего затылка.

- Вампиры очень чувственные хищники. Для нас физическая близость значит гораздо больше, чем для людей. Это необходимая разрядка. Как и пить кровь. А я люблю совмещать и то, и другое. Ты придешь в мою постель, Марианна? Дашь мне прокусить вот эту тонкую венку на твоем горле и пить тебя, когда ты извиваешься подо мной? Вместо нее…

Его пальцы коснулись моего горла, и у меня задрожали колени. К ужасу примешивалось странное, мощное чувство дикого возбуждения. То, как он говорил это… его голос. Он проникал под кожу. Я задрожала от презрения к себе и к нему. Еще никогда я не испытывала такого резкого контраста ненависти и безумного желания, вопреки всем доводам рассудка.

- Ну, так как… ты готова на честный обмен? Стать моей сексуальной рабыней вместо той девушки? Или все же твое презрение ко мне сильнее благородных порывов?

Почему то я хотела представить себе, как он связывает несчастную, как бьет ее и насилует, и содрогнулась… потому что вместо нее я видела себя со связанными руками и закрытыми глазами, и я вдруг поняла, что возбуждаюсь еще больше, представляя, как беспомощно извиваюсь в его жестоких руках. Острое запретное удовольствие, порочное и грязное.

- Ну… я жду. Твой выбор. Твои ставки.

- Я согласна… - выдохнула, содрогаясь всем телом, - Отпусти ее.

Внезапно он исчез, точнее, я перестала чувствовать его присутствие у себя за спиной. Распахнула глаза – Николас Мокану смеялся, беззвучно. Им овладело дьявольское веселье, он наполнил бокал до краев и залпом осушил, а потом вдруг сказал:

- Мила попросилась домой. Она полгода работала без выходных, чтобы выплатить кредит за квартиру своих родителей. Я отпустил ее вчера вечером. Она вернется в понедельник.

Он сел в кресло и закурил сигару, все еще продолжая смотреть на меня. Напряжение спало, и меня начала бить крупной дрожью. Я не знала, что я чувствую, то ли облегчение, то ли сожаление. Но не угрызения совести. Он позволил мне несколько минут окунуться в леденящий ужас. Ему нравился мой страх. Он питался им несколько долгих, как столетия, минут, ему доставило удовольствие заставить меня выбирать. Только за это я ненавидела его. За то, что он манипулирует моими эмоциями. И не только моими.

- Ты разочарована? Признайся, что это так. Ведь считать меня чудовищем гораздо приятнее.

Мне хотелось вцепиться в него когтями и рвать на части. Особенно в его глаза, наглые синие глаза, которые мне хотелось выцарапать.

- Кстати, я не нуждаюсь в сексуальной рабыне, тем более, когда она сама этого не хочет. Женщины приползают ко мне на коленях. Но если ты попросишь, я готов передумать.

- Никогда! - крикнула я и хотела выбежать из комнаты, но он молниеносно преградил мне дорогу.

- Подожди. Разве мне не полагается вознаграждение? Я сдержал слово и отпустил ее.