Агония

– Кассу пополнить, – дрожащим голосом вступил старик Савелий, – обчеству денежки необходимы. Кто в беду попадет, дите с молодкой оставит, на хлебушек-то требуется.

– Ежели люди разрешат, – перекрывая возникший говорок, сказал Сипатый, – с Корнеем я разберусь, а на новую кассу скинемся по способности. – Он вынул из кармана пачку денег, бросил на стол небрежно. – Три тыщи.

– Две, – бросил деньги Одессит.

– Восемьсот, – подкинул Ленечка.

Митрий ковырял в зубах, усмехался, многие полезли в карманы, парень с землистым цветом лица не сводил глаз с розовой ветчины, отщипывал от куска хлеба, жевал тщательно.

Сипатый мигнул Ленечке, тот поднялся легко, взял пачку червонцев, ловко прищелкнув, пересчитал, подошел к парню, выложил перед ним хрустящие купюры.

– Пятьсот, Кузя. Расписки не берем, мы не Корней.

– Это дело, – старик Савелий хлопнул в ладоши. – На полной мели Кузя, ему очень требуется.

Кузя погладил деньги, взять не смел, проглотил корочку хлеба, привстал, поклонился неловко.

Ленечка, худой и жилистый, придавил Кузю жесткой ладонью.

– Не за поклон даем, не на бедность, – он стрельнул взглядом на Сипатого, который лишь наклонил голову.

За столом одобрительно зашумели, раздались голоса:

– Вот это по-нашенски…

– Люди должны помогать…

– Ежели каждый положит… а возьмет пятьсот…

– Верно, – одобрительно прогудел Сипатый, он ждал такой реакции. – Общество страдать не должно, эти хрусты, – он хлопнул по деньгам, – пожарные, их на большую беду держать надобно. Вы лучшие люди делового общества. Ну как бы соратники в ратном войске, – Сипатый знал, какую струну дернуть, «люди» расправили плечи, подняли головы. – У Пугачева, скажем, либо у Стеньки Разина в войске дисциплина была – обиженных поддержать, захребетников к ногтю. Ты, Кузя, безвинно был у дяди на поруках, возвернулся пустой, получи. В Сокольниках обитаешь?

– В цвет, Сипатый, – восхищенно откликнулся Кузя.

– Там наших порядком наберется, да и нэпмачи жиреют. Я тебя над ними старшим назначаю, буржуям передай: сход решил за их животы десять кусков получить. – Сипатый заметил, да и другие тоже, как Кузя деньги, лежавшие перед ним, тихонечко отодвинул. – Не дадут? Скажи, сам приду, возьму не десять, а сто, с женами и девками…

– Добрый вечер, люди! – Корней дождался, когда Сипатый выложил на стол козыри, вышел из-за портьеры к свету. – Не десять, так сто, да с женами и девками, – он, как сумел, рассмеялся. – Батыя замашки, так татарва нас топтала.

Элегантный и подтянутый, похожий на иностранца, Корней производил впечатление, несколько человек даже встали.

– Сидите, люди, все равны, – Корней положил на свободный стул шляпу, трость и портфель. – Извините, припозднился я. – Он взглянул на Сипатого с насмешкой, кивнул на лежавшие на столе деньги. – Корень деньги общества попер, а вы восполняете? Хорошее дело, – Корней, стоя, налил из графина большую рюмку, поднял. – По русскому обычаю!

Налили мгновенно. Сипатый, Одессит и Ленечка вынуждены были молчать, остановить людей уже не представлялось возможным.

– Со свиданьицем, деловой народ! – Корней выпил, тут же налил снова, поднял, ждал, глядя, как глотают, не прожевывая, не дыша даже. – За дорогих гостей! – Он кивнул Сипатому и подручным. – Они прибыли в стольный город на променаж, а нам с вами тут жить. Со здоровьицем, дорогие гости, – выпил, переждал чуток, пока люди на закуску бросятся, и продолжал: – Сейчас закусим, чем бог послал, дела обождут. А пока скажу, уважаемые, не случалось на Руси, чтобы гость уму-разуму хозяина учил.

Люди ели, кивали согласно, смотрели на Корнея с благодарностью, и хотя он понимал прекрасно, что Сипатый поступил правильно, сыграл против, пусть пьют. Корнею от них лишь эти пять-десять минут поддержки и нужно, дальше он сам разберется.

Старик Савелий втянул седую голову в плечи, не ел, не пил, на дверь и взглянуть не смел, прикидывал, как выбраться теперь. Отец Митрий, как сидел, откинувшись вольготно, так и не двинулся, махнул лишь водки стакан, взял щепоть капусты квашеной и лениво думал, что Сипатый сер и глуп, затея его с оброком пуста изначально. Нэпман при Советской власти уголовникам копейки не даст, навострит милицию, мелкое же жулье лишь на водку и марафет тянет, золотушники и другие люди имущие не пришли, Сипатый денег не получит, конец ему. Корней людям еще по рюмке разрешит и гостей на ножи бросит.

Корней выдержал паузу точно, налил снова, когда жулье первый голод утолило, получилось, что пьют по его, Корнееву, приказу, однако он поднять рюмки не дал, свою отставил и быстро, не упуская инициативу, сказал: