Аграрные реформы в довоенной Ичкерии

Не стоит, однако, говорить, что выстроенная в Ичкерии система себя никоим образом не оправдала. Если смотреть на неё не как на средство улучшения жизненного уровня сельского населения, а как на средство обеспечения того минимума, который позволил пережить сначала довоенную конфронтацию с РФ, а затем и Первую Чеченскую войну, то она себя оправдала. Молчаливое согласие на разгосударствление на юге обеспечило Дудаеву необходимую социальную опору, а госхозная система на севере — вообще способность поддерживать некое подобие продовольственной самостоятельности. Нельзя забывать и про морально-психологический эффект от отказа раздачи земли в частные руки и установления твёрдых цен, в то время как на остальной территории России они стремительно росли. К тому же есть основания полагать, что Чечня тех лет, в силу своего малоземелья и характера экономических процессов на постсоветском пространстве в целом, выбирала не столько между более и менее эффективной системой сельскохозяйственного производства, сколько между сохранением его как такового и полнейшей деградацией.

Наглядным свидетельством справедливости последнего утверждения является тот факт, что в 2002 году, уже после окончания острой фазы чеченского кризиса и установления контроля федеральных войск над большей частью республики, 70 % валового внутреннего продукта Чечни дало именно производство зерна, сосредоточенное в госхозах. Именно это позволило А. И. Авторханову в 2005 году утверждать, что «основой агропромышленного производства в республике являются госхозы»[178]. Частные же хозяйства оказались способны лишь обеспечивать ближайшие города овощами.

Подводя итог нашему рассмотрению, можно сделать несколько важных выводов.

Прежде всего, земельный вопрос действительно играл достаточно большую роль в формировании тех предпосылок, которые затем приведут к установлению власти ОКЧН, расколу чеченского общества и последующим российско-чеченским столкновениям. Безусловно, перед республикой в роковом 1991 году стоял не один лишь вопрос о земле, это лишь часть общей картины.

Подход к аграрной политике был дифференцированным и зависел от специализации различных частей республики и, возможно, от политических предпочтений основной массы населения северных и южных областей. На юге осуществился характерный и для России сценарий неудачного перехода к частнопредпринимательским формам хозяйствования, который привёл, в конечном счёте, к потере этими хозяйствами какой-либо рентабельности и уходу с рынка.

В северной Чечне правительство напротив, активно препятствовало приватизационным процессам, стремясь сохранить продовольственное самообеспечение республики. Здесь ичкерийская аграрная политика представляла собой жёсткий нажим на северное крестьянство через госхозную систему единой государственной монополии, основанной на системе диспаритета цен между продукцией сельского хозяйства и промышленности. Подобная система обеспечивала деревне гарантированный рынок сбыта продукции, а также частичное сохранение инфраструктуры колхозно-совхозной системы. Хотя рассмотрение промышленного сектора осталось за пределами данной работы, есть основание полагать, что ответное обеспечение деревни промышленными товарами было поставлено более чем скверно. В условиях продолжающегося экономического спада и популистских социальных программ, дальнейшее ужесточение нажима вполне предсказуемо привело к социальному взрыву, который охватил север республики.

Ещё одним, и, наверное, самым главным итогом рассмотрения является тот факт, что выработанная ичкерийскими властями модель преодоления кризиса постсоветской деревни оказалось явно недостаточной. Она не смогла обеспечить ни разрешения важнейших социальных проблем населения, ни остановить спад производства.

Данный материал даёт пищу для размышлений и относительно программ околокоммунистических сил того периода, рассматривавших признание основных принципов частной собственности, но вместе с тем выступавших за самое широкое государственное регулирование как панацею от всех бед. Особенно в отношении сельского хозяйства. Прежде всего, это относится к КПРФ, которая в возвращении к дотациям для крупных предприятий видела верх справедливой аграрной политики. Что же, дудаевский опыт даёт ещё один аргумент в пользу того, что рынок нельзя «приручить» — его можно только уничтожить.

Заключение

Здесь бы мне хотелось оставить немного самокритики, перекликающейся с тем, о чём я говорил во введении к данной работе.

1. История не закончилась. Она всё ещё продолжается и по-прежнему является не чем иным, как борьбой классов.