Агриппина. Младшая сестра Смерти

Чувствую, как каменеет лицо. Первая мысль: не хочу ничего знать. Вторая… а второй просто нет. Пустота, темнота.

– Ты взяла трубку? – помедлив, уточняю я.

– Это не я взяла, а три бокала «Россо», – шуточно оправдывается Крис. – В общем, он спросил, как мы добрались…

– Не хочу ничего знать, – отчеканиваю я.

Крис кивает и наконец справляется с сапогом.

Родион – мой отец. И тот человек, кто открыл мне правду. Сказал прямо в лицо: «Ты проклята и опасна для окружающих. Мне придётся тебя…». Задавливаю воспоминание, но оно лезет и лезет. Проверенный способ избавиться от него: уткнуться лицом в подушку, закусить её зубами и порычать. Так я и делаю.

Глава 3 Выпустить сатира Сен-Жермена

Запах свежего, только из коробки, постельного белья почему-то мешает мне заснуть. Ворочаюсь с боку на бок, рискуя свалиться на пол. Похоже, придётся уступить бессоннице. Беру телефон, хотя отложила его минуту назад, и держу в ладони, не включая. Что делать-то? Слушать или смотреть ничего не хочется, да и лень искать наушники. Фотки Изи – он сейчас в Новосибирске, на пути к Байкалу – уже изучены вдоль и поперёк. А больше друзей у меня нет. В подписчиках в «Инстаграме» – случайные люди и пара бывших одноклассниц.

Как-то раз я услышала фразу: «Если тебя нет в соцсетях, значит, тебя просто нет». Давно пора удалить аккаунт и исчезнуть. Только возможность подглядывать за жизнью брата останавливает меня.

Ладно, хватит рефлексии, лучше займусь просвещением. Зажигаю экран и набираю в поисковике: «сен жермен». Оказывается, был такой граф и авантюрист. В «Википедии» нет ни слова про сатира, зато много про политические интриги и алхимию.

Снова захожу в «Гугл» и пишу: «сен жермен сатир питер». Появляются фотки какого-то дома, окруженного деревьями. О, ещё и фонтан во дворе. Симпатично.

Открыв первую попавшуюся статью, я узнаю, что в Питере есть садик «Сен-Жермен». Там когда-то тусовались Ахматова и Шаляпин, а потом Гребенщиков и Цой. Листаю фотографии дальше и тут натыкаюсь на изображение каменной рожи с тремя подбородками и распахнутым ртом. Внутри поднимается волнение, будто не только я смотрю на странное существо, застывшее в немом крике, но и оно смотрит на меня. Не сатир ли это? Интуиция подсказывает: он самый!

Под рожей написано: «Domus propria domus optima». Я быстро нахожу перевод: «Свой дом – лучший дом». Ещё поисковик предлагает русский аналог: «Везде хорошо, а дома лучше». Сразу же вспоминается коттедж в Краськове. Когда я была маленькая, он, определённо, мог претендовать на звание лучшего места в мире. Там жило счастье. Но потом оно умерло и начало разлагаться. А мёртвое счастье – это даже хуже, чем никакого.

В голову врываются воспоминания. Раздаётся стук молотка: отец заколачивает окно. Я, десятилетняя, просыпаюсь от собственного крика, увидев во сне, что по стенам комнаты струится кровь. Сухие сучки впиваются в спину, когда я прижимаюсь к дереву, и топор вгрызается в ствол – так близко к шее, что яремная вена чует холод стали.

Какое-то время я грызу подушку, чтобы успокоиться. Потом встряхиваюсь по-собачьи, сохраняю фотку сатира в телефоне, отмечаю садик «Сен-Жермен» на карте и твёрдо решаю наведаться туда завтра. Хорошо, что Крис подбила мой график домашнего обучения, и у меня есть несколько дней для исследования города. Главное, чтобы мачеха не увязалась со мной.

А теперь – спать. Откладываю мобильник, закрываю глаза, расслабляю тело…

Мозг отвечает: ага, счас.

Под закрытыми веками всплывает, как окошко с рекламой, парень-птица. Он разевает клюв и чирикает: «Какое литературное имя». Я опять беру телефон и набираю в поисковике: «Грипп Петрова». Мне предлагается книжка с похожим названием, начинаю читать бесплатный фрагмент и вдруг чувствую, что лежанка подо мной становится мягче. Это вовсе не приятная мягкость, а странная и тревожная. Она затягивает, стискивает. Я пытаюсь вскочить на ноги – не получается. Трепыхаюсь, чтобы скатиться на пол, – без толку! Остаётся только кричать. Я судорожно вдыхаю носом и открываю рот, но звук не идёт наружу.

Я уже не в бабушкиной квартире. Кругом зеленеет ряска. Телу мокро, душно и его тащит вниз. Я ничего не понимаю, а поняв, начинаю паниковать.

Я тону в болоте – вот что происходит! Увязла по грудь. Руки пока ещё на свободе, но зацепиться не за что. Дёргаюсь, и лишь глубже ухожу в трясину. Со всех сторон издевательски горланят жабы. Мне бы их голосистость.

Над головой пролетает, трепеща, розовая ленточка. Почему-то я решаю: если ухвачусь за неё – выберусь. Лента сказочным змеем плавает по воздуху и дразнит меня. Опускается низко-низко, касается лба и взмывает вверх. Хочу схватить её, но правая рука больше не поднимается, будто приросла к телу. Зачем я опустила её в эту мерзкую, вязкую тину? Снова накатывает паника, но я стараюсь ровно дышать и не выпускать ленту из поля зрения. Розовый хвостик мелькает прямо перед носом, я делаю рывок и вцепляюсь в него пальцами левой руки – крепко, как в последнюю надежду.

Спасена!

Спасена?