АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ

никогда даже не поинтересовалась. Оказывается, он вызревает на плотной

древесной ножке: она торчала из самого центра куста твердой и негнущейся

палкой. Чтобы ананас родился, опылился — как правило, с этой задачей

успешно справляются колибри — вырос и попал к потребителю на стол,

требуется когда год, а когда и все два. Вообще в Тамшияку местные ананасы

на вкус мне показались слаще и сочнее, чем те, что завозили на продажу в

Торонто; может быть, дело было в том, что здесь расстояние между

ананасной грядкой и конечным потребителем было минимальным.

В одной из попавшихся на нашем пути чакр (я говорю про ту чакру, которая

является земельным наделом), еще виднелись невысокие остовы деревьев -

черные, обугленные, страшные: их сжигали, чтобы получить древесный

уголь на продажу. На нем уличные торговцы пекут рыбу и бананы. Если у

нас дома к жареной рыбе раньше (наверное, и сейчас тоже) традиционно

подавали картошку или картофельное пюре, то здесь таким же неотделимым

компонентом рыбного блюда являются «платанос» - бананы: они могут быть

печеными или жареными, хотя проще всего их сварить — так местные

жители чаще всего и поступают.

Минут через десять Вилсон еще раз свернул налево, мы оставили

поруганные, черные и выжженные чакры позади и, наконец, вошли в

настоящую, никем пока еще не потревоженную сельву. Явно выраженной

дороги там не было, была только слабо различимая и условная тропинка со

слегка примятой растительностью. Хотя нет, тут же беру свои слова обратно.

Конечно же, сельву и здесь тоже потревожили. В некоторой мере. Ведь даже

чтобы эта условная тропинка появилась и сохранилась, кто-то -

предположительно Вилсон - должен периодически проходить по ней с

мачете в руках.

Войдя в сельву, мы сразу попали в сумеречное пространство. Высокие

деревья, казалось, подпирали небо и были оплетены лианами; те, что

отслужили свой срок и упали на землю, были укрыты ковром влажного

зеленого мха, дарующего им не только забвение и покой, но также и новую

жизнь. Мы молча шли по тропинке, переступая иногда через

преграждающие нам путь упавшие деревья; по каким-то еле слышным

звукам и шорохам, по еле заметным шевелениям кустарника и травы было

понятно, что по обеим сторонам от тропинки шла активная жизнь. Вдруг —

словно для того, чтобы подтвердить это наблюдение, справа от тропы что-то

громко зашумело и задвигалось — явно что-то большое и непонятное. От

неожиданности я дернулась.

- И что это было? - спрашиваю идущего передо мной Вильсона. Он

небрежно махнул рукой и говорит:

- Ааа... птица.

Ничего себе птица... с таким объемным звуком... какого она, должна быть

размера, чтобы такой звук производить. Я шла и с интересом смотрела по

сторонам – в такой сельве мне бывать еще никогда не приходилось, но шли

мы быстро, и все детально рассмотреть, как бы мне того хотелось, не

получалось, а потом меня в ногу укусила оса, и это губительнейшим

образом сказалось на моей природной любознательности.

Должна сказать из полученного очень личного и очень яркого опыта, что

осы джунглей – это совсем не то, что сонные осы сьерры или какие-то там

совсем полудохлые осы нашей средней полосы. Боль была резкой и

мгновенной волной прокатывалась от ног до макушки головы, а потом вниз,

а потом снова вверх... Поэтому я взвыла с модуляциями голоса, как у

пожарной сирены.

Что это за оса такая... вместо того, чтобы летать, она почему-то решила

посидеть на земле – как же ее там увидишь? Пост фактум я, как водится,

принялась тщательно смотреть уже не по сторонам, а прямо себе под ноги:

джунгли учат так быстро и так доходчиво, что схватываешь все прямо на

лету.

Накануне Вилсон сказал мне, что дом для церемонии аяуаски находится в

сельве и что когда мы сойдем с трассы, идти по сельве надо будет около

часа. Я слегка забеспокоилась и спросила, указывая на свои открытые всем

ветрам шлепки:

- А в этих шлепках как? нормально будет? Ну, муравьи там всякие...

насекомые... – на всякий случай пояснила ему свою озабоченность.

Он сказал, что нормально. Ну, нормально так нормально. Знает же человек, о

чем говорит. Как никак всю жизнь в сельве провел. Все тридцать восемь лет.

Ну да... а вот оса теперь расширила параметры этой нормальности;

собираясь в путь, неплохо было бы знать заранее, где ее границы проходят.

Вилсон обернулся на вой сирены, наклонился к моей ступне и подул на

место укуса дымом – он как раз в это время курил очередное мапачо. Словно

это был не просто дым, а прямо волшебное средство от семи недуг.

Мужчины, шедшие сзади по тропе, стоически заверили меня, что такой укус

– совсем нестрашный, что это пустяки и вообще, укусившая меня оса была

маленькая. Интересно, откуда они ее видели, если мы шли по тропе

гуськом...

Чувствуя мой повышенный интерес к теме, они развили ее дальше и

сказали, что осы тут есть и посерьезней: во-от такого размера бывают.

Потом с ос перешли на муравьев.

- А муравьи – так те и ос побольше будут, - сказали они. – Здесь они аж воо-

оот такие. - Вилсон при этом развел для наглядной демонстрации большой и

указательный палец сантиметров на десять.

- Вот если такой укусит, – сказал он, - тогда да, от боли кричишь и плачешь.