меня куда-то зовет - и этот зов невероятно томит душу. Но кто зовет? И
куда? Чтобы не усложнять картину, я обычно даже не задаюсь вопросом:
зачем?
Стоя на другом берегу, я внимательно осмотрелась по сторонам. В этот раз,
на удивление, я беспрепятственно миновала зону сумеречного смятения
чувств и была также безмятежна, как и этот умиротворенный сепиевый
ручей. Нет, точно, место было каким-то зачарованным и странным. Сначала
этот сепиевый столб, взявшийся из ниоткуда, и туда же возвращающийся,
теперь этот иллюзорно никуда не текущий ручей с чистой водой. И еще этот
пронизывающий все окружающее меня пространство безграничный покой, в
котором тонули без следа и житейские проблемы и даже остаточные мысли о
них.
Я наконец оторвала взгляд от ручейка и маленькой миской, которую мне
вручил Вилсон, стала зачерпывать воду и лить ее себе на голову, на плечи, на
грудь. Было тихо и призрачно, наступили те короткие минуты или просто
мгновения, когда сумерки застыли перед тем, как стремительно и
неотвратимо обрушиться в ночь - а я, как обнаженная наяда, зачарованно все
обливала и обливала себя хрустальной водой из замершего ручья.
Состояние тихого блаженства, однако, продолжалось недолго. От пресной
воды активизировался осиный яд и немного утихшая боль взвилась с новой
силой. Я оделась и проделала путь в обратном порядке, доплелась до
полянки возле дома и примостилась там на пенек.
В глубине души я, понятное дело, надеялась, что Вилсон непременно
обратит внимание на мои страдания и как заслуженный народный знахарь и
целитель тут же приложит к ноге какую-нибудь волшебную траву, растущую
где-нибудь поблизости: не зря же говорят, что джунгли – все равно что наша
домашняя аптечка – и вуаля! про осу можно будет забыть.
И действительно, словно в ответ на роящиеся в моей голове надежды, он
внимательно посмотрел на меня, однако вопреки моим ожиданиям, действий
не последовало. Вместо этого он сказал, что в данном случае требуется
кокона, а ее тут — увы! - как раз и нет.
- Кокона – для ожогов и укусов, – пояснил он. А заодно добавил для моего
общего развития:
- А сок плода кэшью – для лечения язв. Утром надо принимать, натощак. Так
что...
Так что мне стало понятно, что хоть знаний у меня прибавилось, но акт
целительства не состоится. Зато, разъясняя ситуацию, в которую я попала,
Вилсон обнадеживающе добавил:
- Так ведь это всегда так, от пресной-то воды, яд-то и активизируется.
Вот елки, если знал, что активизируется, так зачем было предлагать
искупаться? Но я, понятно, вслух ничего не сказала, а вместо этого
приступила к программе Остапа Бендера по спасению утопающих.
Если спасение находится в моих собственных руках... а то в чьих же еще...
то надо попробовать расширяющее дыхание. Это методика не противления
боли, а наоборот, ее приятия, и тогда она вроде бы отступает, побежденная.
Так говорят, во всяком случае. Я сидела на пенечке рядом с домом и дышала.
Вдох... еще раз вдох... да... правду говорят: методика непротивления боли
работала хорошо. Но, как оказалось, только наполовину.
Пока я медленно – три раза в минуту вдыхала – все шло просто отлично, но
наступал момент, когда вдыхать уже было некуда и надо было переходить к
выдоху. На этой стадии от боли ногу подбрасывало.
- Ну ничего, - опять-таки стоически утешали меня мужчины, которых никто
не кусал. – Ничего. Как только примем аяуаску, боль сразу и утихнет.
Было шесть вечера. К аяуаске мы приступили, когда уже основательно
стемнело, часов в восемь. Как и было обещано, уже через несколько минут
после принятия аяуаски о боли в ноге я и думать забыла. Потому что, приняв
аяуаску, думать мне пришлось совсем о другом.
23. НОЧЬ В ДЖУНГЛЯХ — 1
Дом, где проходила наша церемония аяуаски, был свежий, замечательный и чистый, даже несмотря на присутствие прочно и навечно обосновавшихся там летучих постояльцев – это я про летучих мышей говорю. Спешу заверить защитников окружающей среды, что эти мыши были - как читатель увидит - на редкость самодостаточными, и наша церемония не потревожила их никак.
Дом этот был немаленький — что по площади, что по высоте. Стволы-опоры
первого этажа были метра два в высоту, второй этаж – высотой метра три, и
это все не считая остроконечной пальмовой крыши, которая буквой А
накрывала здание сверху. Он находился в завершающей стадии
строительства, которая, как мы все знаем, может быть стадией переходной, а
зачастую может быть и стадией окончательной. В смысле, что таким
недостроем он и останется навсегда. Некоторым домам это состояние не
очень идет, но в данном случае дом, может быть, и казался замечательным
именно из-за этой незавершенности, в нем была некая интригующая
недосказанность и каждый мог запросто восполнить недостающие элементы
на свой вкус и лад.
Структура дома являла собой лучшие строительные находки сельвы. Стены
были возведены только вокруг второго этажа - он занимал метров
шестьдесят, а первый этаж под ним состоял из четырех столбов и полностью
открытого пространства. Там можно было сушить белье и готовить еду во
время тропических ливней. Еще можно было нужные вещи складировать в
Повести, рассказы, документальные материалы, посвященные морю и морякам.
Александр Семенович Иванченко , Александр Семёнович Иванченко , Гавриил Антонович Старостин , Георгий Григорьевич Салуквадзе , Евгений Ильич Ильин , Павел Веселов
Приключения / Путешествия и география / Стихи и поэзия / Поэзия / Морские приключения