Айла и счастливый финал

– А я должен был проголосовать? – отвечает отец Джошуа. – Я думал, что в этой кабинке можно заказать завтрак!

Ха-ха!

Камера переключается на Джошуа. Он заходит в кабинку, а родители с гордостью за ним наблюдают. После того как Джошуа вышел, женщина-репортер, улыбаясь лошадиной улыбкой, сует ему в лицо микрофон:

– Каково это – впервые голосовать за своего отца?

– Непередаваемые ощущения. – Джош просто искрит обаянием. – До сих пор в голове не укладывается.

Он не врет. И я верю, что это действительно важный момент в его жизни, но… чувствую себя так, будто на экране незнакомец. Пересматриваю отрывок и нажимаю на паузу, когда Джош отвечает на вопрос репортера. Прикасаюсь к его изображению на экране.

Если бы мы не поехали в Барселону, то завтра он бы уже вернулся в Париж.

Я отгоняю эту мысль. Потому что, не отправься мы в Барселону, не было бы парка Гуэль и освещенного лунным светом номера.

Как только меня отпускают после наказания, я бегу в свою комнату и проверяю новости, но количество голосов остается прежним. Кандидаты идут ноздря в ноздрю.

Приходит Курт и, к моему удивлению, закрывает за собой дверь:

– Bœuf bourguignon suivi d’un clafoutis aux poires[43]. Для тебя. – Он ставит на стол поднос из столовой. – Я не знал, что ты захочешь, поэтому выбирал наугад.

Его смущение так трогает. Божественный запах теплой еды заполняет комнату.

– Спасибо, – улыбаюсь я.

Мой друг снимает капюшон:

– Нейт разрешил дождаться результатов вместе с тобой, если больше никто об этом не узнает, в противном случае нас обезглавят. Но я не думаю, что он и в самом деле лишит нас головы.

На секунду я перестаю дышать.

– Извини, что не мог соврать ради тебя, – говорит он. – И извини за то, что по моей вине Джошуа исключили.

Я сжимаю Курта в объятиях. Все как в старые добрые времена, правда, вместо того чтобы делать домашнее задание, мы висим на новостных сайтах. Курт засыпает после полуночи, но гонка такая напряженная, что мне не до сна. В Штатах только наступает вечер. Сейчас в прямом эфире не происходит ничего интересного, и я приглушаю звук. Одно за другим называют предварительные имена победителей по всей Америке. В два часа ночи мне дарят шесть секунд радости, когда делают включение из главного штаба Уассирштейна.

Джош стоит рядом с родителями в окружении нескольких сотен красных, белых и синих воздушных шаров. Камера передвигается, и шары закрывают его лицо. Новости переключаются на губернаторскую гонку во Флориде. Через час я с трудом держу глаза открытыми, когда слышу, как репортер с нелепым хохолком объявляет:

– В упорнейшей гонке нью-йоркский сенатор Джозеф Уассирштейн все еще борется за свое место!

Я наклоняюсь к экрану. Миссис Уассирштейн до сих пор свежа и бодра – настоящая спутница жизни крупного политика, – хотя мне заметно, что гример слегка поправил ее макияж. Сенатор выглядит слегка изможденным, однако изо всех сил старается держать лицо. А вот Джош устал и раздражен, и это заметно сразу. Надеюсь, его родители не увидят эти кадры.

И все равно… это мой Джош. Не тот незнакомец, которого я видела до этого. Какой-то строгий мужчина, вероятно организатор предвыборной кампании, что-то шепчет Джошуа в ухо, и тот резко выпрямляется. Похоже, ему сказали, что его снимают. Однако тут же прямое включение из штаба заканчивается.

Ведущий начинает рассказывать последние новости. Я постепенно успокаиваюсь.

Утром я просыпаюсь от звонка будильника. Курт ушел, подоткнув под меня покрывало. Рядом с моей подушкой лежит записка с одним словом: «ПОБЕДА».

Я серьезно недооценила родителей Джошуа. Надеялась, что в случае успеха они разрешат сыну позвонить мне, чтобы поделиться радостью. Но, как оказалось, зря. Жаль, я не могу рассказать Джошуа, насколько я сегодня счастлива. Жаль, что я вообще ничего не могу сказать Джошуа. Никогда раньше не чувствовала себя такой беспомощной и ненужной.

Через два дня известнейшая в Нью-Йорке программа утренних новостей делает эксклюзивное интервью с сенатором Уассирштейном. И разумеется, на его сайте есть ссылка на видеоролик. Разговор, как и следовало ожидать, идет о политике, но вот место, где проходит встреча… Оно очаровательно.

И это дом Джошуа.

Камера следует за сенатором из столовой в гостиную, демонстрируя безупречно оформленный интерьер. На мой взгляд, слишком безупречный. На стенах висят хрупкие фарфоровые тарелки. В экстравагантных вазах стоят букеты из высушенных трав и перьев фазана. Сложно представить, что здесь кто-то живет. Миссис Уассирштейн присаживается рядом с мужем на диван, над которым висит выбивающаяся из интерьера написанная маслом картина, изображающая вход на станцию metro «Сен-Мишель», который окружают множество пристегнутых к стойкам велосипедов и скучных граффити. К ограждению в стиле ар-деко прислонился парень. Это Сент-Клэр. Джош нарисовал портрет своего друга в прошлом году. Я видела, как он работал в нашей школьной мастерской.