Айсберг

Тело мальчика закружилось в водовороте стремительно исчезающей воды. Его кидало, как куклу, на стенки цилиндра до тех пор, пока резервуар не опустел.

Тело безжизненно распласталось на полу, словно труп обитателя морских глубин, выброшенный на берег.

Через несколько секунд послышался щелчок, и стеклянный фасад распахнулся, как вращающаяся на петлях дверь. Из резервуара ударила волна сжатого воздуха, в котором чувствовался слабый запах нашатырного спирта.

Лаузевич открыл стеклянную дверь пошире.

Виктор, как в забытьи, шагнул вперед, опустился на колени и ухватился за детскую ручонку, свисавшую с порога двери.

Кожа была теплая, нагретая горячей водой, но мальчик не подавал никаких признаков жизни.

Виктор провел рукой от запястья к кончикам пальцев ребенка, мысленно призывая его вернуться из мертвых. Какие истории он мог поведать? Видел ли он его отца в лицо? Знал ли он, что произошло со станцией? Мог ли он объяснить, почему база внезапно прервала контакт с Большой землей?

…Шла война. Немцы стремительно продвигались в глубь России, захватывая город за городом. Именно в это трудное для страны время связь с далекой полярной станцией была потеряна. Шли месяцы, годы, но в суматохе великих событий никому не было дела до небольшой группы ученых, пропавших на скованных льдами просторах Арктики. Плохая связь и трудность сообщения с полярными регионами не позволяли провести тщательное расследование инцидента.

В конце войны американцы сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Мировые державы решили сделать ставку на ядерное оружие и технологии. Ледовая станция «Грендель» и проводившиеся на ней научные исследования перестали представлять какой-либо интерес для российского руководства, а тратить деньги на поиск пропавших ученых никто не собирался. Течения могли отнести дрейфующую станцию на сотни километров от начальной точки базирования. В конце концов, огромный айсберг, в котором покоилась станция, мог расколоться и исчезнуть в океанских глубинах, что случалось достаточно часто с ледяными островами такого размера.

Прошло еще несколько лет.

Последний доклад, полученный от отца, в котором сообщалось, что ученые смогли преодолеть барьер между жизнью и смертью, постепенно предали забвению. Открытие казалось слишком невероятным. Единственным доказательством были материалы исследований, утерянные вместе со станцией и ее обитателями.

В них покоился секрет жизни и смерти.

Виктор завороженно смотрел на лицо мальчика, застывшее в вечном сне. Посиневшие губы, плотно закрытые веки. Он вытер капли воды со смуглой гладкой кожи.

Петков все еще продолжал держать ладонь мальчика и вдруг почувствовал, как маленькие пальчики с невероятной силой вцепились в его руку. Он вздрогнул от неожиданности.

Тело забилось в жестоких конвульсиях. Голова откинулась назад, спина выгнулась, руки и ноги бешено колотили по полу и стене резервуара. Из широко открытого рта мальчика хлынула вода.

– Помогите мне вытащить его отсюда! – крикнул Виктор, ухватившись обеими руками за бьющееся в судорогах тело.

Лаузевич протиснулся внутрь резервуара и схватил мальчика за ноги, получив при этом болезненный удар в висок.

Вдвоем они оттащили мальчика в глубь коридора. Тело продолжало метаться из стороны в сторону. Виктор обхватил руками голову ребенка, опасаясь, что тот может расколоть череп при ударе о твердый пол. Он заметил, как глазные яблоки зашевелились под плотно прикрытыми веками.

– Он живой! – медленно произнес один из солдат, попятившись назад.

«Не живой, – мысленно поправил его Виктор, – но и не мертвый. Где-то посередине между жизнью и смертью».

Тело мальчика заметно нагрелось, на коже выступили капельки пота. Виктор знал, что главную опасность для эпилептиков во время затянувшихся конвульсий представляет гипертермия – резкое повышение температуры тела в результате быстрого сокращения мышц, которое могло привести к повреждению головного мозга. Что это? Предсмертные судороги или нормальная реакция организма при выходе из длительной заморозки?

Конвульсии постепенно утихли и превратились в мелкую дрожь. Виктор продолжал прижимать тело ребенка к полу. Внезапно мальчик вздохнул всей грудью и замер с выгнутой в дугу спиной. Губы и щеки его порозовели.

После долгой паузы тело содрогнулось, мышцы расслабились, воздух с шумом вышел из груди, и мальчик снова затих, не подавая признаков жизни.

Виктора охватили печаль и разочарование. Он с сожалением смотрел на ангельское личико. «Возможно, это лучшее, чего смог достичь отец, – подумал он. – Важный шаг вперед, но еще не успех».

Мальчик вдруг широко распахнул глаза и уставился на Виктора затуманенным взором. Он глубоко вздохнул и сделал слабую попытку приподнять руку.

«Жив…»

Губы шевельнулись. Мальчик почти неслышно прошептал на русском:

– Отец…

Не веря своим глазам, Виктор взглянул на остолбеневших солдат, а потом снова на ребенка. Тот продолжал рассматривать его из-под полуоткрытых век.

– Отец… Папа… – снова зашевелил он губами.