Айседора: Портрет женщины и актрисы

Собственная программа Айседоры, появившаяся в начале 1915 года, была очень серьезной по теме и литургической по манере исполнения. Было похоже, что она хотела обставить свое возвращение на сцену как декларацию верности и преданности своему искусству, так как ее танцы перемежались чтением псалмов. Выбор Айседоры³ отвечал ее душевному состоянию в то время — после «Неоконченной симфонии» Августин читал «Слезно молю тебя, о Господи, услышь меня», и после «Похоронного марша» — «Благословенны скорбящие, они найдут успокоение. Те, кто посеет слезы, пожнут радость», и после «Аве Мария» — «Хвала тебе, Господи, и твоим ангелам… пусть все, кто дышит, восхвалит Господа». Все выглядело так, будто из глубины своего горя Айседора, собрав все силы, хотела послать весточку радости, весточку, о которой в настоящий момент она не способна была говорить без посторонней помощи⁴.

Но, хотя у нее были личные причины для такой темы для танцев, они показались слишком мрачными критикам. Газета «Бостон транскрипт», пославшая своего корреспондента в Нью-Йорк, писала 4 февраля 1915 года:

«Ее выступления выглядят очень болезненными, пронизанными некой незрелой и поспешной мыслью… Это выглядит унылой любительской смесью музыки и декламации отрывков из Библии и других источников, также мало подходящих для подобной цели…»⁵

Обозреватель из чикагской газеты⁶, однако, упрекнул нью-йоркцев за холодность к Айседоре: «Ее… танцы великолепны… Мисс Дункан… настоящая актриса… Мне бы не хотелось говорить, что она мечет бисер перед свиньями…» (Возможно, чикагцы больше понимали в ее искусстве.) Из этих двух отрывков следует, во-первых, то, что успех не сопутствовал первому выступлению Айседоры, а во-вторых, что ее выступления, вне зависимости от успеха, были теперь значительным событием, на которое откликались газеты даже из других штатов.

Болезненно восприняв уколы недружелюбной критики и придя в уныние от больших затрат на аренду, Айседора решила дать в Америке два прощальных концерта, первый из которых состоялся в «Метрополитен-опера» днем 25 февраля 1915 года. В конце программы она выступила с импровизированной речью, в которой критиковала американцев, в особенности толстосумов, за их нежелание поддерживать искусство, что заставляло ее возвращаться в Европу. И если ее поклонники хотят, чтобы она вернулась, они должны построить для нее театр, где будут ценить и уважать ее искусство те, кто в нем действительно нуждается.

Любопытно, но именно это выступление вызвало первую овацию. «Каждая ее мысль достигала цели, и каждое предложение вызывало аплодисменты». После заключительного танца ее вызывали на сцену двадцать семь раз⁷.

В течение этого сезона Айседора несколько раз обращалась за помощью, бросая обвинения богатым. Ее постоянные призывы к пожертвованиям во время выступлений в Америке и ее горькие высказывания по поводу богатых говорили о том, что Зингер снова лишил ее своей помощи. Но он, наверное, был обижен тем, что она отдала Бельвю, его подарок ей, в распоряжение французского правительства. Можно предположить, что таким способом привлечь сторонников и покровителей было трудно. Однако миллионер Отто Кан передал здание театра «Сенчури», патроном которого он являлся⁸, в распоряжение Айседоры. Поэтому 2 марта Айседора объявила в газетах, что благодаря великодушию Кана она откладывает свой отъезд из Соединенных Штатов. Вместо этого она собирается дать серию выступлений в «Сенчури». «Это будут представления классического танца с греческой драмой в сопровождении оркестра каждый вечер в течение месяца. Цены на билеты от 10 до 50 центов»⁹.

Как бы желая компенсировать свою прежнюю сдержанность, публика и критики с энтузиазмом откликнулись на ее второй дебют.

«Все художественные круги города, половина местных клерков, учащиеся Колумбийского и Нью-Йоркского университетов посещают по вечерам «Сенчури», и даже выступления Павловой собирали меньше народа, чем собрала премьера мисс Дункан»¹⁰.

Важным фактором для благожелательной реакции зрителей послужило то, что новая программа была значительно увеличена по сравнению с прошлыми.

«Серые портьеры, закрывающие боковые ложи и используемые в качестве задника, темный зал, свет, падающий лишь на танцующие фигуры, — все это создавало полную иллюзию, что действие происходит в Древней Греции…" Сама программа… по-прежнему состояла из произведений Шуберта, Бетховена и Брамса, как и предыдущая, но в нее было добавлено столько новых, свежих деталей, что она смотрелась как совершенно новая. Искусство Айседоры Дункан такое же мощное, как всегда…»¹²

Однако покровитель мисс Дункан был в меньшем восхищении, потому что с ним не посоветовались по поводу оформления. Фотограф Арнольд Гент написал позже: