Айседора: Портрет женщины и актрисы

К сожалению, влиятельное Немецкое общество не разрешило ученицам ее школы отправиться в Нью-Йорк, поэтому она вынуждена была оставить их в Европе на попечение Элизабет. Некая миссис У. Е. Корей любезно предоставила свой дом (бывший дом племянницы Жозефины Бонапарт, Эмилии) в распоряжение школы²³. Дом располагался в Ла-Верьер, в сорока минутах езды от Парижа, и Айседора думала, что смена обстановки будет полезна для ее учениц после «всех ограничений немецкой жизни». Она и Элизабет страшно устали от всей бюрократической волокиты и постоянных вмешательств в их жизнь. «Моя сестра не желает больше находиться под постоянным прессом правил, касающихся всех немецких школ, — говорила она репортерам. — Иногда красная тряпка, все время находящаяся перед глазами, очень утомляет». В новом доме у девочек было много места для танцев, а Париж был достаточно близко, чтобы вдоволь насладиться Лувром и другими культурными ценностями.

В том, что пребывание в Ла-Верьер не сложилось так, как задумывалось, не было вины Айседоры, хотя она, безусловно, слишком беспечно отнеслась к заверениям сестры, что все идет как надо. В то время Элизабет жила в Париже, присматривая за маленькой Дидрой. Оставив девочек в доме под опекой их воспитательницы и поварихи, Элизабет, переживавшая личные неприятности, больше не появлялась в Ла-Верьер.

Миссис Корей также не бывала в доме. Это ее мать, миссис Гилман, решила, что девочкам будет лучше в скудно обставленной постройке, расположенной возле конюшен, где не было ни электричества, ни водопровода. Детям не позволяли заходить в дом — миссис Гилман боялась за паркетные полы, — и они провели в одиночестве ужасную зиму, живя в спартанских условиях. В конечном счете возмущенная воспитательница уехала. И только когда встал вопрос об ее замене, Айседора узнала, что девочек увезли. Их ультимативный отъезд нисколько не снимает ответственности с Айседоры и Элизабет за благополучие детей, находившихся под их опекой²⁴.

Но эти события развернулись гораздо позже, по возвращении Айседоры из Америки. Она не должна была уезжать в Нью-Йорк, оставляя свою школу, свою маленькую дочь и Крэга. Она, безусловно, была уверена, что в скором будущем объединится со своей дочерью и своей школой, но смириться с тем, что ее с Крэгом разъединит океан, ей, видимо, было очень трудно. Возможно, если бы ей удалось найти миллионера, который поддержал бы работу Крэга, он бы простил ее. Может быть, она рассчитывала найти за океаном покровителя и для своей школы. Так или иначе, она, когда-то уезжавшая в Европу на суденышке для перевозки скота, никому не известная танцовщица, путешествующая на взятые взаймы деньги, возвращалась в Нью-Йорк известной актрисой с высокой европейской репутацией. В этот раз она уж заставит Нью-Йорк заметить ее. Будущее школы, ее возможное примирение с Крэгом зависело от того, как примет ее Америка.

НЬЮ-ЙОРК: «ЧИСТАЯ» МУЗЫКА И ТАНЦОВЩИЦА 1908

Айседора приехала в Нью-Йорк в августе и начала свои выступления в театре «Критерион». В городе, перенасыщенном греческими и классическими танцорами, это было не самое удачное время для дебюта. Публика изнемогала от жары, а критика оставалась прохладной. Кое-кто, возмущенный уже одними названиями ее танцев, из которых часть была на французском, говорил о вечерах «высокомерной претензии на искусство». Выступление Айседоры называлось «изложением не более развлекательным, чем лекция по египтологии в публичной школе»¹. Наиболее уважаемая «Нью-Йорк ивнинг сан» отмечала: «Кроме изысканного изящества и красоты мисс Дункан демонстрирует феноменальную выносливость… Жаль, что подобной выносливостью не обладает и публика, которая устает прежде, чем может по достоинству оценить ее»².

Мэри Фэнтон Робертс, писательница и издательница журналов «Мастер» и «Критерий», рассказывает, что после «Орфея» она заглянула за кулисы и нашла танцовщицу всю в слезах, убежденную вялой публикой и язвительными критиками в том, что ей никогда не снискать успеха в Соединенных Штатах³. Ее неожиданная похвала растрогала Айседору, и в дальнейшем они стали подругами.

Айседора вызвала восхищение и заслужила дружбу скульптора Джорджа Грея Бернарда, который, в свою очередь, познакомил ее с театраль-ным продюсером Дэвидом Беласко, художниками Джорджем Беллоузом и Робертом Генри, а также с писателем Максом Истменом. Вскоре к кругу ее знакомых присоединились поэты Эдвин Арлингтон Робинсон, Риджли Торрансе и Вильям Вон Муди, а также драматург, автор стихотворных пьес Перси Маккей. В отличие от равнодушия публики артистические круги сразу же признали ее искусство.