Айван, единственный и неповторимый

Я гляжу на щит – на Айвана, единственного и неповторимого, на выцветший портрет Стеллы, – и вспоминаю Джорджа с Маком, забравшихся на лестницу, чтобы добавить туда портрет Руби, который должен был привести новых посетителей в «съезд 8, “Шатер”: цирк, магазины и игровые автоматы».

Я вспоминаю историю Руби – ту, про жителей деревни, пришедших спасти ее.

Я слышу добрый мудрый голос Стеллы: «Иногда люди способны удивлять».

Я смотрю на свои пальцы, испачканные в красном, цвете крови, и теперь я знаю, как мне выполнить данное обещание.

дни

При свете дня я выжидаю. Ночами я рисую.

Я беспокоюсь, когда Мак выводит Руби на арену.

Теперь он постоянно носит с собой коготь-палку, но совсем не использует ее. Незачем.

Руби больше не сопротивляется. Она выполняет все, что приказывает Мак.

ночи

Я закрываю глаза. Я окунаю пальцы в краску.

Закончив с очередным листом бумаги, откладываю его сохнуть.

Он такой маленький, один-единственный листочек. И как же много мне их понадобится.

Я берусь за следующий, потом еще за один, еще и еще.

Один за другим я делаю кусочки огромного пазла.

К утру весь пол покрыт рисунками.

Я прячу листы под свой бассейн с грязной водой, чтобы Мак не увидел их. Я не хочу, чтобы мои рисунки оказались на полках сувенирной лавки – по двадцать долларов (с рамкой – за двадцать пять) каждый.

Я рисую их для Руби. Все до одного.

проект

«Айван, – говорит мне Руби однажды утром, когда я пытаюсь подремать, – почему ты всегда такой сонный днем?»

«Я по ночам работаю над одним проектом», – отвечаю я.

«А что такое проект?»

«Это… такая вещь. Рисунок. Вообще-то я рисую его для тебя», – говорю я.

Руби довольна ответом: «А можно мне посмотреть?»

«Пока нет».

Она с досадой тыкает хоботом привязанную к ноге веревку и вздыхает: «Айван, сегодня мне опять придется идти на представление с Маком?»

«Боюсь, что так. Извини, Руби».

Она опускает хобот в ведро с водой. «Все нормально. Я и так это знала».

не то

Снова ночь, все спят. Я рассматриваю только что сделанный рисунок, один из многих дюжин.

Он мутноват и истрепан – этакая грязная клякса.

Я кладу его рядом с другими, устилающими мой пол.

Цвета совсем не те, что нужно. Контуры расплываются. Ни на что это не похоже.

Совсем не то, что я пытаюсь создать. Совсем не то, что задумал.

Не то! А почему – не знаю.

Рекламный щит вдали привычно взывает: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! СЪЕЗД 8, “ШАТЕР”: ЦИРК, МАГАЗИНЫ И ИГРОВЫЕ АВТОМАТЫ – ДОМ АЙВАНА, ЕДИНСТВЕННОГО И НЕПОВТОРИМОГО, МОГУЧЕГО СИЛВЕРБЭКА!»

Если бы только я мог выразить то, что хочу, человеческими словами, все было бы гораздо проще.

Но вместо них у меня баночки с краской и истрепанные листы.

Я вздыхаю. Кончики моих пальцев пылают, как цветы в джунглях.

Я пробую снова.

в никуда

Я смотрю на то, как Руби, тяжело ступая, наворачивает на арене бесконечные круги, бредет в никуда.

Посетители приходят, но не толпами. Мак говорит, что Руби так и не смогла заменить Стеллу. Говорит, что будет давать нам меньше еды. Что для экономии денег станет отключать отопление по ночам.

Руби сильно отощала – я не помню, чтобы Стелла была такой худой и чтобы у нее на коже было столько морщин.

«Тебе не кажется, что она слишком мало ест?» – спрашиваю я Боба.

«Не знаю. Но что я тебе точно скажу – ты рисуешь слишком много. – Боб морщит нос. – Вонь тут стоит невероятная. А утром у меня весь хвост в желтой краске оказался».

Бобу не нравится мое ночное рисование. Он считает это неестественным.

Теперь, пока я работаю над своими рисунками, он спит на Не-Салки. Утверждает, что она нравится ему больше меня, потому что не храпит. И живот у нее не ходит вверх и вниз, так что теперь морская болезнь ему не грозит.

«Так что у тебя за план такой? – спрашивает Боб. – Я мог бы помочь тебе, если бы ты рассказал. – И он принимается грызть свой хвост. – Я бы вполне мог пригодиться там, где не нужно это… рисовать».

«Я не могу рассказать об этом, – говорю я. – Это всего лишь замысел у меня в голове, а исполнить его не удается. К тому же у меня почти закончилось все необходимое. Как я об этом с самого начала не подумал? – Я бью по свисающей шине. Она вся в брызгах голубой краски. – Глупая идея!»

«Сомневаюсь, – говорит Боб. – Пахучая – да. Глупая? Вот уж нет».

плохие парни

Бо́льшую часть дня я дремлю. Ближе к вечеру ко мне приходит Мак.

Боб юркает под Не-Салки. Он предпочитает не высовываться, когда рядом Мак.

Взгляд Мака останавливается на моем бассейне. Из-под него виднеется краешек одного из моих рисунков. «А это что, здоровяк?» – спрашивает он.

Я не обращаю на него внимания и спокойно продолжаю есть апельсин, хотя мое сердце бешено колотится.

Мак поддевает ногой край моего пластмассового бассейна. Под ним спрятаны все мои рисунки.

Мак дергает за край листа и легко его вытаскивает. Остальных рисунков он, кажется, не заметил.

Лист испещрен зелеными полосами – этот цвет получается, когда голубая краска смешивается с желтой. Сам рисунок должен изображать клочок травы.