«Неплохо. А откуда у тебя вообще краска? От Джорджевой дочки? – Он задумывается: – Хм… Готов поспорить, за этот рисунок я смогу выручить долларов тридцать, а то и сорок».
Мак включает мой телевизор. Там идет вестерн. На экране стоит человек в большой шляпе и с маленьким револьвером. К груди у него прикреплена сияющая звезда. Это означает, что он шериф и что он будет расправляться со всеми плохими парнями.
«Если этот рисунок быстро купят, я принесу тебе еще такой же краски, приятель», – говорит Мак.
И он уходит с моим рисунком. Рисунком Руби. Я на секунду представляю, каково это – быть шерифом.
«Хорошие новости, ага? – говорит Боб, когда Мак уходит подальше. – Похоже, ты можешь получить новые запасы краски».
«Я не хочу рисовать для Мака, – отвечаю я. – Я делаю это для Руби».
«Так рисуй для них обоих, – говорит Боб. – Ты же, в конце концов, настоящий художник».
Я смотрю фильм и пытаюсь придумать новый тайник для своих рисунков. Думаю, что, может, удастся свернуть их, когда высохнут, и запихнуть в Не-Салки.
Это долгий фильм. В конце шериф женится на хозяйке салуна (это такое место водопоя – но для людей, а не для лошадей).
Давненько мне не приходилось видеть вестерна, оказавшегося еще и мелодрамой.
«Мне понравился этот фильм», – говорю я Бобу.
«Лошадей слишком много, а собак почти нет», – отзывается он.
Начинается реклама.
Я не понимаю реклам. Они совсем не похожи на вестерны, в которых точно ясно, кто плохой парень. И романтики в них никакой нету – ну разве что после того, как мужчина с женщиной вместе почистят зубы, они лизнут друг друга в лицо.
Я смотрю рекламу дезодоранта для подмышек. «Как ты их вообще различаешь, когда они перестают пахнуть?» – спрашиваю я Боба.
«От людей всегда воняет, – отвечает Боб. – Просто сами они этого не замечают, потому что носы у них никчемные».
Начинается еще одна реклама. Я вижу, как дети с родителями покупают билеты – совсем как те, что продает Мак. Они идут по тропинке, едят мороженое и смеются.
Потом останавливаются, чтобы поглядеть на двух разлегшихся в высокой траве огромных полосатых кошек с полуприкрытыми глазами.
Тигры. Я знаю их, потому что видел однажды в передаче про дикую природу.
На экране вспыхивают слова и появляется рисунок с красным жирафом. Потом жираф исчезает, и я вижу человеческую семью, уставившуюся на другую семью – слоновью. Двое слонов, старый и молодой, стоят в окружении камней, деревьев, травы и зовущего простора.
Это вольная клетка. Зоопарк. Я вижу, где начинается и где заканчивается та стена, что означает: вам – одно, а нам – другое, и так будет всегда.
Это не идеальное место. Я успеваю понять это за те несколько стремительных секунд, что оно находится на экране моего телевизора. В идеальном месте незачем ставить стены.
Но это то место, которое нужно.
Я смотрю на слонов, а потом перевожу взгляд на Руби, маленькую и одинокую.
Пока реклама не закончилась, я стараюсь хорошенько запомнить каждую деталь. Камни, деревья, хвосты, хоботы.
То, что мне надо нарисовать.
Теперь я рисую по-другому.
Я рисую не то, что находится передо мной, – банан или яблоко. Я рисую то, что вижу у себя в голове. То, чего нет.
По крайней мере, пока.
Я вытащил из Не-Салки всю набивку. Я аккуратно заполняю ее своими рисунками, чтобы Мак их не продал. Она большая, больше Боба, но несколько листов мне все равно приходится скомкать.
Боб пытается устроиться на ней, чтобы поспать. «Ты ее погубил», – жалуется он.
«Мне пришлось», – говорю я.
«Я скучаю по твоему животу, – признается Боб. – Он такой… просторный».
Когда Джулия приходит, она сразу замечает, что я использовал уже всю краску и бумагу. «Ух ты. – Она качает головой. – Ты и правда самый настоящий художник, Айван».
Мой рисунок пальчиковыми красками купили за сорок долларов (вместе с рамкой). Мак счастлив. Он приносит мне огромную стопку бумаги и целое ведро краски.
«Принимайся за работу!» – говорит он.
Днем я рисую для Мака, ночью – для Руби.
А отдыхаю когда придется.
Но моя ночная картина меня по-прежнему не устраивает. Она большая, это да. Когда я раскладываю все листы по полу клетки, один к другому, они покрывают практически весь цемент.
И все же чего-то по-прежнему не хватает.
Боб говорит, что я схожу с ума. «Вот Руби, – говорит он, тыкая носом. – Вот зоопарк. Вот другие слоны. Что не так-то?»
«Нужно еще что-то», – говорю я.
Боб тяжело вздыхает. «А ты художник с темпераментом. И чего же не хватает?»
Я гляжу на огромное пространство красок и контуров. Я не знаю, как объяснить Бобу, что работа еще не окончена.
«Я просто подожду, – говорю я наконец. – Рано или поздно я найду это что-то, и тогда моя картина наконец-то будет окончена».
На последнем за день представлении Руби выглядит очень усталой. Когда она спотыкается, Мак кладет руку на коготь-палку.
Я сжимаюсь, ожидая, что она ответит ударом.
Но Руби даже не вздрагивает. Она продолжает брест и, и вскоре на спину к ней запрыгивает Сникерс.