С истинным почтением и душевной преданностью имею честь быть покорнейшим слугой
И. Гайвазовский»[78].
Уже в те годы Айвазовский применял свой особый метод работы. Он не писал картины с натуры, но использовал в их решении многочисленные натурные наброски, этюды, а также писал холсты в мастерской по сделанным на пленэре условным отметкам. При этом художник наибольшее внимание уделял работе по памяти. В «Автобиографии» он пишет: «Живописец, только копирующий природу, становится её рабом, связанным по рукам и ногам... Движения живых стихий неуловимы для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волны немыслимо с натуры... Они записываются в памяти моей как будто какими-то симпатическими чернилами, проступающими весьма явственно от времени или тёплого луча вдохновения. Сюжет картины слагается у меня в памяти, как стихотворение у поэта; сделав набросок на клочке бумаги, я приступаю к работе и до тех пор не отхожу от полотна, пока не выскажусь на нём своей кистью»[79]. Он работал, как правило, легко, свободно, быстро, прекрасно импровизировал, словно вдохновенный поэт или музыкант-виртуоз.
Нередко сведущих современников поражала способность Айвазовского обходиться без подготовительного материала при создании картины. Наброски, этюды, эскизы часто были ему не нужны, поскольку живописный образ он уже ясно видел перед своим мысленным взором, а высокое мастерство позволяло точно его воплотить. Его душевному состоянию, эстетическому чувству, а следовательно, и творчеству свойственна передача романтических мотивов предрассветного и предвечернего состояния природы, а также эффектов освещения. Добиваясь завершённости своих произведений, он предпочитал классическую многослойную технику письма «старых мастеров» со сглаженной фактурой мазка. Но в то же время прекрасно владел манерой
Со свойственной ему проницательностью, зоркостью, позволяющей давать точные оценки и пейзажам, и людям, и событиям, талантливый Феодосией умел подмечать самобытность как природы России, так и пейзажных образов других стран — ярких, а порой малопривлекательных на первый взгляд. Он изображал их легко, быстро, непринуждённо, получая эстетическое удовлетворение от своей работы. При этом использовал сложные цветовые сочетания и многочисленные тональные нюансировки, что уже ни у кого не оставляло сомнений в авторстве действительно великого мастера кисти.
Так, литератор Кривенко, гостивший в доме мариниста и однажды наблюдавший за ним в мастерской, рассказывал: «В наш приезд... работал Иван Константинович над большим полотном. В широком живописном халате, с палитрой и кистью в руках, с молодыми блестящими глазами, устремлёнными на оживающее полотно, художник был положительно эффектен. По лёгкости, видимой непринуждённости, по довольному выражению лица можно было смело сказать, что такой труд — истинное наслаждение»[80]. Одной из отличительных черт творчества художника остаётся интерес к передаче световоздушных особенностей неба, которые он решает живописно, свободно. Нередко обращается к изображению дня или предрассветному либо предвечернему изображению природы, что позволяет сосредоточиться на её тонких переходных состояниях и характерных для них эффектах.