Айвазовский

Во многом именно из-за столь неравнодушного отношения Айвазовского к изображаемым им событиям его полотна трогали и зрителей, и современников, и потомков. Уходили эпохи, сменялись стили, однако творения феодосийского живописца не теряли и не утрачивают ныне своей актуальности. Это ли не свидетельство их истинного значения в истории искусства, профессионального совершенства, идейной глубины, что и составляет характеристики классического произведения?

Именно в этот очень нелёгкий и для страны, и лично для И. К. Айвазовского период изнурительной Крымской войны его творчество, отношение к своей миссии служения Отечеству, а также склонность к благотворительной деятельности получили наиболее ясное, законченное выражение. Об этом позволяет судить, в частности, его сотрудничество с Христофором Ефимовичем Лазаревым (1789—1871), почётным попечителем Института восточных языков — Лазаревского института в Москве. В 1853 году на его даче маринист организовал проведение персональной выставки своих картин, посвящённых военной теме, в пользу «Женского комитета помощи недостаточным семействам воинов, назначенных ДЛЯ защиты столицы и Прибалтийских берегов».

О их совместных предприятиях и планах, о героической обороне Севастополя И. К. Айвазовский пишет X. Е. Лазареву:

«17 ноября 1854 г., Харьков

Милостивый государь Христофор Ефимович!

Обязательное письмо Ваше от 3 ноября я имел честь получить, также и копии с писем брата Гавриила. Нас всех весьма радует доброе Ваше расположение к брату и что лично узнали его редкое достоинство. Вы много можете способствовать к скорейшему его возвращению в Россию, и тогда Вы, более, нежели кто-либо, имеете право указать ему, где и в чём он может быть полезнее для своих, в любезном нашем отечестве. Весною, когда возможно будет ему возвратиться, я готов со своей стороны по возможности помочь.

С душевным прискорбием мы должны были выехать из милого нашего Крыма, оставив всё своё состояние, приобретённое своими трудами в продолжении пятнадцати лет. Кроме своего семейства, матушки 70 лет, должен был взять с собой и всех родных, мы и остановились в Харькове, как ближайшем городе к югу и недорогом для скромной жизни. Нас все ласкают, как в своём городе.

Недавно я сам один ездил в Крым, был также 28 октября в Севастополе, имел счастье представиться Их Императорским Высочествам и, по желанию Великого князя Николая Николаевича, я наскоро нарисовал общий вид Севастополя во время сильной канонады. Грустно русскому сердцу видеть дерзкое предприятие нечестных англичан и французов, но с Божией милостью наше храброе войско отстоит наш дорогой уголок Крыма; храбрость наших моряков выше всякого описания. Надо видеть действие наших бастионов, и тогда можно вообразить и поверить всему, что рассказывают про гарнизон Севастопольский.

Виноват я много тем, что по сие время не исполнил своего обещания написать для института Вашего картину. Этому много причиною желание сделать что-нибудь особенное, т. е. что по сюжету было бы кстати; а этаких мне посланных идей при нынешних обстоятельствах и даже в последние полтора года трудно было исполнить. Мы уже более года жили в Крыму, как в кавказских крепостях, и, к несчастью, предчувствие наше оправдалось. Картину обещанную напишу непременно и не позже года.

Прошу засвидетельствовать наше глубокое уважение добродетельной Екатерине Эммануиловне и многоуважаемому Ивану Екимовичу. Всем Вашим прошу передать наш усердный поклон.

С чувствами глубочайшего высокопочитания имею честь быть, милостивый государь, Вашего превосходительства покорнейший слуга

И. Айвазовский»[207].

Во многом гражданская позиция мариниста была близка мировоззрению выдающегося художника-баталиста В. В. Верещагина, о котором их прославленный современник, немецкий художник Адольф фон Менцель говорил: «Der kann alles!» — «Этот всё может!» Верещагин фактически жил на войне, был ранен во время Русско-турецкой войны в 1877 году и погиб на войне — в 1904 году во время Русско-японской кампании, вместе с адмиралом Макаровым при взрыве броненосца «Петропавловск».

Вероятно, во время кровопролитных боёв за Севастополь Айвазовскому также казалось, что он «может всё» или должен суметь всё. С сочувствием наблюдая за развитием военных действий, он отказывался покинуть осаждённый город. Лишь приказ адмирала Корнилова и вторящие ему упорные уговоры родных, которые опасались за жизнь художника, заставили Ивана Константиновича уехать в Харьков, где уже находились его супруга и дочери.

Несмотря на поражения в войне, которые претерпевала тогда Россия, в своих картинах он изображал лишь подвиги русской армии, стремился языком живописи сложить гимн доблестным соотечественникам, создать образ по-прежнему великого Отечества, великого — даже в своих поражениях, всегда и несмотря ни на что.